Девушка, змей, шип - Мелисса Башардауст

Сорэйя протянула руку к мотыльку. Рука ее зависла над ним: будет ли иметь значение, если она решит убить его? Что такое мотылек или бабочка в сравнении с человеком? Но прежде чем Сорэйя приняла решение, мотылек вспорхнул и улетел навстречу безопасности. Сорэйя же осталась стоять наедине со странным чувством опустошенности.

«Тебе придется вернуться за ней».

Сорэйя выскользнула из двери гулистана и направилась к потайному входу у лестницы, который она показала Азэду. Она поняла, что этой ночью нуждалась не в гулистане. Ей был не нужен тот уют, что дарили розы. Не была ей нужна и поддержка Азэда.

Сегодня ночью она нуждалась в еще одном чудовище.

В помещении с камерой дива царила почти полная тьма. Лишь жаровня испускала слабое свечение. Сорэйя была этому рада. Темнота скрывала от посторонних глаз то, что им не было необходимости видеть: полосы костной пыли на ее платье, кровоточащие царапины на руках, ядовитые вены на ее лице. Здесь Сорэйя была не более чем голосом.

По крайней мере, так ей казалось, пока она не услышала голос Парвуанэ.

– Что, лихая выдалась ночка?

Сорэйя прищурилась и принялась вглядываться в темноту, пока не различила нечеловеческое сияние глаз Парвуанэ.

– Разумеется. Ты ведь видишь в темноте, – пробормотала Сорэйя себе под нос.

Парвуанэ подошла к решетке, и ее стало лучше видно.

– Ты вернулась. Значит ли это, что с тобой перо?

Сорэйю обдало волной гнева, согревшего ее замерзшие руки.

– Ты знала. Знала с самого начала, что перо способно снять проклятие, – сказала она уставшим голосом.

Плечи Парвуанэ опали, и она ссутулилась.

– Так ты узнала, – сказала див разочарованно.

– Почему ты не сказала сразу?

– Иначе ты ни за что бы не принесла мне пера.

– То есть ты меня использовала?

– А то ты сама не делала того же со мной? – резко парировала Парвуанэ. – Расскажи я об этом сразу, ты бы и не подумала возвращаться сюда или даже вспоминать обо мне. Мы ничем не обязаны друг другу, за исключением нашего уговора. Ты бы принесла мне перо, а я бы рассказала, как использовать его, чтобы избавиться от проклятия. Я бы сдержала слово.

– Для тебя это всего лишь игра, – сказала Сорэйя с отвращением, покачав головой.

– Нет, – возразила Парвуанэ.

Ее голос прокатился по вырубленному в скале помещению. Див вцепилась в решетку с таким остервенением, что на руках у нее выступили вены.

– Для меня это никакая не игра, Сорэйя. Мне нужно перо. Не понимаю, зачем ты вообще пришла без него. Думаешь, у тебя выйдет выведать у меня тайный план дивов? Я молчала о куда более важных вещах в условиях много хуже тех, что вынуждена терпеть в этом подземелье. Так что если у тебя нет пера…

– Нет и не будет! – сорвалась Сорэйя, жестом указывая на пульсирующие у нее на лице вены. – Тебе не кажется, что я бы уже воспользовалась его силой, будь у меня такая возможность?!

Парвуанэ выдержала взгляд Сорэйи и заговорила. С каждым словом жутковатый блеск ее глаз усиливался.

– Но тебе ведь известно, где оно?

Сорэйя ничего не ответила, но Парвуанэ поняла и без слов.

– Значит, дело не в том, что ты не можешь его найти. Ты не можешь его достать. Почему?

– Потому что для этого мне потребуется предать семью и все, что я знаю.

– А тебе-то что?! – практически прокричала в ответ Парвуанэ. – Разве имеют они право считать себя твоей семьей, раз не приняли тебя в свой круг? Раз отреклись от тебя и презирают? Какое тебе до них дело?

Лицо дива искривилось, она кричала во весь голос. Не знай Сорэйя, что это невозможно, то решила бы, что Парвуанэ была готова расплакаться. Она попыталась представить, что могло вызвать у дива этот внезапный всплеск эмоций. Но тут див продолжила, и от сопереживания ей не осталось и следа:

– Тебе ни за что не избавиться от проклятия, пока ты не желаешь бороться с трудностями.

– Не желаю?! – возмутилась Сорэйя. – А как, по-твоему, я узнала, где находится перо? Сегодня ночью я была в дахме. Я разговаривала с йату, и он напал на меня. Мне пришлось…

Голос ее дрогнул, и она так и не договорила. Из глаз ее ручьем полились слезы. Сорэйя опустилась на грязный каменный пол и уперлась в него лбом, будто готовясь предстать пред божественным судом.

Сорэйя не пыталась сдержать слезы. Ей казалось, будто у нее из легких выходит дух дахмы. Выплакавшись до последней слезинки, она обнаружила, что напряжение и злость отпустили ее. Ее начало клонить в сон. Сорэйя даже подумала, что могла бы прилечь и уснуть прямо здесь, на полу подземелья.

Она подняла глаза на Парвуанэ. Та села на пол напротив нее и пристально следила за ней.

– Что случилось в дахме, Сорэйя?

Сорэйя вспомнила слова Азэда: «А теперь давай покинем это место и выбросим его из головы». Но разве не за этим Сорэйя спустилась в подземелье? Не за тем, чтобы ее рассказ остался здесь, глубоко под землей? С кем еще поделиться, как не с демоном? В беседе с кем, как не с ней, не бояться осуждения?

– Я пошла туда за ответами, – пояснила Сорэйя, и слова полились из нее рекой, как и слезы до того: – Я спросила йату про перо, но то, что он сказал… это невозможно.

Сорэйя закрыла глаза, но даже в царившей под землей темноте она не могла убежать от правды о самой себе.

– Сегодня ночью я узнала, что творит мое прикосновение. Что случается с людьми, до которых я дотрагиваюсь. Я узнала, что способна на убийство. Не случайное, но преднамеренное. – Сорэйя сглотнула и продолжила: – Убийство в припадке ярости.

После этих слов она открыла глаза, зная, что лицо Парвуанэ не будет выражать осуждения. А вот чего Сорэйя не ожидала, так это того, что Парвуанэ отведет взгляд. Она казалась растерянной. Див вперила неподвижный взгляд в пол, сдвинув брови и напряженно о чем-то размышляя. Она будто с головой окунулась в неслышимую Сорэйе беседу. Наконец див подняла голову и посмотрела на нее.

– Значит, ты сделала выбор?

– Нет никакого выбора, – покачала головой Сорэйя. – Я всегда гадала, каким человеком была бы, если б не проклятие. Какой бы я выросла, если бы с самого детства не пряталась и не жила в стыде. Но после того, что случилось сегодня ночью, меня волнует другое. Меня волнует, в кого я превращаюсь. Что со мной творится на пути, которым я иду. Я всегда боялась, что яд превратит меня в чудовище. Но что, если в попытках избавиться от него я становлюсь еще большим чудовищем, чем была?

Парвуанэ молчала. Она пристально смотрела на Сорэйю тяжелым взглядом. Было невозможно понять, что происходило у нее в голове. Сорэйя снова задумалась о том, как жила Парвуанэ раньше. Что же такого ей пришлось перенести, что было «много хуже» ее нынешней ситуации? Почему Сорэйе казалось, что она узнает в линиях и узорах на лице Парвуанэ знакомое ей самой чувство вины? В повисшей тишине между ними прощупывалось осторожное сопереживание. Будто опадал пепел от выгоревшего костра.