Этот дождь решает всё - Валерия Савельева

Холодок со спины перебрался под кожу, сковывая все внутри. Торопливо и неуклюже содрав с головы повязку, я отскочила и с силой сжала плотную ткань в кулаке, дивясь собственной дурости. Сколько времени прошло? Час! Два!

– ТЫ!

Соломинцев покачал головой. Серые волосы, серые глаза, серая толстовка у меня на плечах… Он давно узнал. Он успел поесть! И сидел, глумился? А я? Я же честно сделала ему комплимент! Что из сказанного вообще было правдой?

– Энжи? – напряженно спросил он, делая шаг навстречу.

Напряженно? О нет, даже не думай, Ангелина. Соломинцев – хитрый лис, увидевший очередную добычу и решивший над ней поиздеваться. Как иначе мы оказались в одной комнате? Лапочка Соломинцев…

Я шарахнулась от его протянутой руки. Посмотрела на дверь, потом на Ромку и Катю, виновато сжавшихся на диванчике, снова на Стаса… Ноги начали подкашиваться, каблуки не желали держать. Дрожа, я сделала еще шаг назад и уперлась спиной в стену. Соломинцев подходил ближе, молча и угрюмо за мной наблюдая. В памяти ожил вдруг тот вечер у магазина. Стена, он близко-близко, наши крики. Нет! Единственное, что пришло в голову сейчас, – сорвать с плеч толстовку и швырнуть Стасу в лицо.

– Уходи! – выдавила я, сжимая кулаки. – Хватит издеваться, Соломинцев.

Стас вздохнул и сделал последний шаг. Я зажмурилась, замерла, но ничего не происходило. Когда я все же приоткрыла один глаз, Стас взял меня за руки, отвел от стены и накинул на обнаженные плечи свою кофту. А потом, ничего не сказав, вышел за дверь – так быстро, я даже не успела отреагировать.

Секунда – и в комнате никого не осталось. Только Катюша сидела на диване и тяжело вздыхала. Я подошла и упала рядом с ней, утыкаясь носом в колени подруги.

– Кать… ты знала.

Не вопрос – утверждение. Она действительно знала и зачем-то пошла на это. Что хотела узнать? Может ли Стас быть хорошим? Как оказалось, может.

– Знала.

– И что теперь?

– Решай сама, солнышко. Из меня будет плохой советчик. Просто потому что я к нему прониклась, – прошептала Катя.

– Я тоже, Катюш… я тоже… – Я всхлипнула, стараясь подавить слезы. Господи, что за детский сад? – Но это же Соломинцев! Мы невзлюбили друг друга в первую встречу и…

– И сейчас все было спокойно.

– А где гарантия, что он не издевался? Разве она есть?

Катя погладила меня по волосам. Сказать ей было нечего.

Разговор 2

Мне было стыдно. Некомфортно. В голове роились мысли, от которых не получалось отвязаться. О Соломинцеве, о нашей непонятной ссоре по поводу Ромки – честно, словно какую-то вещь делим. Я думала, почему злюсь на него, почему он злится на меня. И самое главное: если наш разговор на «свидании вслепую» был искренним, если Стас действительно умеет быть таким, почему со мной он совсем другой? Почему с первого дня со всеми Соломинцев заливается, как соловей, а меня обзывает и обвиняет?

На работу в понедельник идти было страшно. Я боялась повстречаться с Ромкой, понимала, что они со Стасом подстроили это свидание с какой-то определенной целью, но какой? Марков не мог так посмеяться надо мной. Мы друзья. Я верила в это еще в пятницу. Ведь мы… друзья?

Чтобы немного успокоиться и побороть хандру, я решила с головой уйти в наброски и, пока погода позволяла, – хотя, по словам деда, позволяет она всегда, – отправилась на море. Оказавшись под родным навесом, я кинула на холодные камни одеяло, включила музыку, надела огромные наушники и достала все для рисования. Посмотрела на пакет с кистями и акварелью… Нет, сегодня только карандаши!

Пролистывая незавершенные работы, я вдруг наткнулась на три листа, оставшиеся после того памятного дня, после первого нашего нормального – без ссор – разговора со Стасом. Соломинцев… Будто сейчас вижу: ветер, треплющий волосы, взгляд вдаль, где море сходится с горизонтом, а на губах – легкая улыбка. Лицо усталое… Он, конечно, не Грей, но почему так же влюблен в море?

Как ни пыталась, я не смогла взяться за другие рисунки, постоянно возвращалась к этим наброскам. И постепенно Стас все больше и больше напоминал себя настоящего: загорелая кожа, серые волосы и глаза, белая рубашка… Почему я помнила все в мельчайших деталях? Почему Соломинцев получился таким красивым, что замирало сердце? Возможно, я просто так прекрасно рисую, но отметем этот вариант, чтобы не тешить эго.

Закончив с первым наброском, я по школьной привычке перевернула его лицевой стороной вниз, положила на камни и потянулась за остальными. Переворачивать рисунки когда-то приходилось из-за лишнего внимания одноклассников, – чтобы никто не видел. И сегодня глупая привычка меня спасла.

В ушах громыхала музыка, но я физически почувствовала, что рядом кто-то приземлился. Моментально обернулась, закрывая папкой с остальными работами свежий рисунок, и сдернула с головы наушники. Сердце бешено застучало, когда я сообразила, кто пришел. Как, откуда? Что за ирония судьбы?

– Соломинцев! Ты меня преследуешь? – воскликнула я, возмущенно уставившись на незваного гостя.