Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец - Виктор Поротников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставив возле ладьи Потаню и еще двух ратников, чтобы они разводили костер для приготовления ужина, Василий с остальной дружиной двинулся в обратный путь к подножию холма. Предстояло еще перетащить поклажу на вершину холма. Там же, у подножия холма, оставались Анфиска и дед Пахом.
Еще издали дружинники заметили, что на стоянке творится что-то неладное. Мелькают какие-то люди, которые суетливо вспарывают ножами тюки, катят бочки в лес.
– Да ведь это разбойники! – воскликнул Фома и выругался. – А мы оружие в ладье оставили.
– Не возвращаться же, – сказал Худион.
– За мной! – крикнул Василий. В его руке сверкнул засапожный нож.
Ратники припустили бегом. Кроме Василия еще несколько человек имели при себе ножи.
Разбойников было меньше десятка, поэтому, увидев бегущую к ним большую ватагу молодцев, они дружно бросились наутек. Лишь один из грабителей, задержавшись, метнул в новгородцев легкое копье-сулицу. Худион ловко перехватил дротик на лету.
Дед Пахом был привязан к дереву. Неподалеку валялся на земле белый платок Анфиски.
Ратники окружили старика. Двое принялись освобождать его от пут.
– Где Анфиска? – спросил Василий.
– Злодеи в лес ее потащили. Туда… туда… – сообщил старик и кивком головы указал нужное направление.
– Двое остаются с Пахомом, остальные за мной, – скомандовал Василий.
Схватив в руки все, что могло сойти за оружие, молодцы, перескакивая через раскиданные пожитки, устремились в погоню за разбойниками. В густом лесу, полном птичьего гомона, дружинники рассыпались широкой цепью, как при облавной охоте.
Те из грабителей, что были налегке, ушли от преследования. Отягченные награбленной добычей разбойники были настигнуты ватажниками Василия, в том числе и злодей, тянувший за собой связанную Анфиску. Худион поразил его дротиком прямо в сердце.
Анфиска была не столько напугана, сколько рассержена на Василия и его ратников, из-за чьей нерасторопности она едва не угодила в рабство.
– Хоть бы по топору нам с Пахомом оставили, – негодовала Анфиска, в то время как Худион развязывал ей руки. – Убрались удалые молодцы со всем оружием, и не дождаться их назад. То, как лоси, ломятся вперед, то еле ноги переставляют!
– Да полно тебе, Анфиса, – сказал Василий. – Подоспели ведь мы вовремя.
– А чего я натерпелась из-за вас, дурней! – сверкнула глазами разгневанная Чернавка. – Трое злыдней разодрались из-за меня, да как начали ножами замахиваться друг на друга! Вон, и сарафан на мне изодрали.
– Ну, такие-то ножки грех под сарафаном скрывать, – с ухмылкой проговорил Фома, глядя на белые девичьи бедра, сверкавшие сквозь прорехи порванного платья.
Анфиска развернулась и недолго думая влепила Фоме звонкую пощечину.
Костя расхохотался при виде растерянной гримасы, появившейся на лице Фомы, но тут же, будто поперхнувшись, умолк под грозным взглядом Василия.
Анфиска разрыдалась.
Василий и Худион принялись ее утешать, незаметными знаками приказывая всем остальным убираться прочь.
Солнце уже опустилось за поросшие лесом холмы, когда дружина Василия наконец-то перенесла всю поклажу к своему кораблю.
Весь вечер молодцы, как могли, ублажали Анфиску, которая молча сидела у костра, завернувшись в плащ. После ужина, приготовленного на этот раз без участия Анфиски и деда Пахома, к Чернавке подсел Василий.
– Тебе и деду Пахому в ладье постелили, – негромко сказал Василий, мягко коснувшись девичьей руки. – Идем, я подсажу тебя на борт.
Анфиска повернула к Василию свое лицо с черными изогнутыми бровями и блестящими белками глаз. У нее в очах была какая-то решимость, словно, глядя на пляшущее пламя костра, девушка разрешала некий трудный для себя вопрос.
– Что с тобой? – ласково спросил Василий.
Анфиска помедлила, потом ответила:
– Не годится девице быть одной средь стольких молодцев, Вася. Соблазном я служу кое-кому в твоей дружине, и мне это не нравится.
– Ты про Фому, что ли?
– Не только про Фому.
– Хочешь, я прикажу…
– Не нужно приказывать, Вася. Ты сделай по-иному – поставь меня вровень с тем же Фомой и со всеми прочими ратниками.
Василий непонимающе глядел на Анфиску: куда она клонит?
– Я хочу стать воином, Вася. Научиться стрелять из лука, метать копье и топор. Хочу носить мужскую одежду и быть равной средь мужчин. Помоги мне в этом.
Василий погладил Анфиску по темным густым волосам и промолвил с мягкой улыбкой:
– Ложись-ка спать, голубушка. Утро вечера мудренее. Коль завтра не передумаешь, так и быть, сделаем из тебя амазонку.
– Кто это – «амазонка»? – с удивлением спросила Анфиска.
– Завтра Потаня тебе расскажет, – ответил Василий.
* * *
Анфиска не передумала.
В стане на берегу полноводного Днепра Чернавку нарядили в мужские порты и рубаху. Свою черную косу Чернавка спрятала под шапкой-мурмолкой; по ее маленькой ноге пошили мужские сафьяновые сапожки. Превратилась девица в молодца. Однако округлые бедра Анфиски и выпирающая из-под одежды грудь все-таки выдавали ее слабый пол.
Тем настойчивее принялась Анфиска обучаться стрельбе из лука, владению копьем и мечом. Силы у нее было мало, зато ловкости и упорства было с избытком. Анфиска даже настояла на том, чтобы для нее приобрели кольчугу, шлем с бармицей и небольшой круглый щит.
Оружейник, получивший такой заказ и делавший все необходимые обмеры перед работой, добродушно ворчал:
– Красиво будет посверкивать шелом на твоей черноволосой головушке, душа моя. Да токмо скоро устанет от красоты этой тяжкой твоя лебединая шейка. Кольчуга крепко и ладно обнимет стан твой нежный, заблистаешь ты в ней под лучами солнца, но неуютно будет под этой броней твоему сердечку, помяни мое слово. Тяжким покажется тебе каждый вздох в ней. Хочешь щит иметь? И щит тебе сладим такой, чтоб ручке твоей под силу был.
Наступил день, когда Анфиска смогла наконец облачиться в полный воинский убор и увидеть свое отражение в бочке, полной воды. От увиденного своего отражения и от нахлынувших на нее ощущений Чернавка пришла в полный восторг.
– Угодил ты ей, – подмигнул оружейнику Василий и стал отсчитывать серебряные монеты ему за работу.
– Пусть красуется! – улыбнулся оружейник. – Такой ладе и воинский наряд к лицу.
Берега днепровские веселые и обжитые. По высокому берегу густо зеленеют крепкий дубняк, пахучая липа, кудрявятся березы. По низкому бережку золотистой цепью тянутся песчаные откосы, окаймленные по краю камышовыми зарослями.