Зима мира - Кен Фоллетт

Володя находился в Праге с делегацией Красной Армии, ведущей переговоры с чешскими военными.

Они размещались в роскошном отеле «Империал», выполненном в стиле ар-деко.

Шел снег.

Володя скучал по Зое и маленькому Коте. Сыну было уже два года, и он учил новые слова с удивительной легкостью. Ребенок менялся так быстро, что каждый день он казался не похожим на самого себя вчера. А Зоя опять была беременна. Володя досадовал на необходимость провести две недели вдали от семьи. Большинство людей в этой группе видели в поездке возможность отдохнуть от своих жен, выпить побольше водки – а может быть, и повеселиться с незамужними женщинами. Володя же хотел только домой.

Переговоры военных действительно шли, но Володино в них участие было прикрытием для его настоящего задания, состоявшего в том, чтобы сообщать о деятельности в Праге неуклюжей советской тайной полиции, вечного соперника красноармейской разведки.

Сейчас Володя выполнял свою работу без особого рвения. Все, во что он когда-то верил, теперь пошло прахом. У него больше не было веры в Сталина, коммунизм и в исконную доброту русского народа. Даже его отец был ему не отец. Он сбежал бы на Запад, если бы смог найти способ забрать с собой туда Зою с Котей.

Однако это задание в Праге было ему по душе. Сейчас ему выпала редкая возможность делать что-то, что он считал правильным.

Две недели назад чешская коммунистическая партия полностью захватила власть в правительстве, вытеснив представителей других партий коалиции. Министр иностранных дел Ян Масарик, герой войны, демократ и антикоммунист, оказался под арестом в своей официальной резиденции, на верхнем этаже Чернинского дворца. За этим переворотом, без сомнения, стояла тайная полиция Советского Союза. На самом деле муж Володиной сестры, полковник Илья Дворкин, тоже был в Праге и жил в той же гостинице – и практически наверняка имел к этому отношение.

Начальник Володи, генерал Лемитов, считал этот переворот катастрофой для СССР в области отношений с международным сообществом. Масарик представил всему миру доказательство, что, даже находясь в тени СССР, восточноевропейские страны могут быть свободными и независимыми. Он дал возможность Чехословакии при коммунистическом правительстве, состоящем в дружеских отношениях с Советским Союзом, в то же время носить одежды буржуазной демократии. Это было отличное урегулирование, так как давало Советскому Союзу все, что ему было нужно, – и в то же время удовлетворяло американцев. Но теперь равновесие было нарушено.

Однако Илья ликовал.

– Буржуазные партии сокрушены! – сказал он Володе вечером в гостиничном баре.

– А ты знаешь, что происходит в американском сенате? – мягко спросил Володя. – Ванденберг, этот старый изоляционист, произнес в защиту плана Маршалла речь на час двадцать минут – и ему устроили овации!

Смутные идеи Джорджа Маршалла превратилась в план – в основном благодаря лисьей хитрости британского министра иностранных дел Эрни Бевина. По Володиному мнению, Бевин относился к самой опасной разновидности антикоммунистов: социал-демократ из рабочего класса. Несмотря на свою тучность, он действовал быстро. С молниеносной скоростью он собрал в Париже конференцию, с энтузиазмом принявшую гарвардскую речь Джорджа Маршалла.

От шпионов в Министерстве иностранных дел Володя знал, что Бевин намерен применить к Германии план Маршалла без участия России. И Сталин сразу попался в ловушку Бевина, потребовав от восточноевропейских стран, чтобы они отвергли план помощи Маршалла.

Теперь же советская тайная полиция, казалось, делала все возможное, чтобы способствовать принятию законопроекта Маршалла в конгрессе.

– В сенате все были настроены отвергнуть идею Маршалла, – сказал Володя Илье. – Американские налогоплательщики не хотят финансировать этот проект. Но этот пражский переворот убедил их, что они должны это сделать, так как капитализм в Европе оказался под угрозой.

– Буржуазные чешские партии хотели принять взятку американцев! – возмущенно сказал Илья.

– Мы должны были позволить им это, – сказал Володя. – Это могло бы стать самым легким способом провалить весь план. Тогда конгресс мог не принять проект Маршалла – они же не хотят давать деньги коммунистам.

– План Маршалла – империалистическая уловка!

– Да, уловка, – сказал Володя. – И боюсь, действенная. Наши военные союзники создают антисоветский блок.

– С людьми, которые ставят палки в колеса продвижению коммунизма по планете, следует поступать соответственно.

– Да уж, следует…

Просто потрясающе, с каким постоянством люди вроде Ильи приходили к неверным политическим выводам.

– А мне следует отправляться спать.

Было всего десять, но Володя тоже пошел спать. Он лежал без сна, думая о Зое и Коте, и жалел, что не может поцеловать их на ночь.

Его мысли вернулись к работе. Два дня назад он встречался с Яном Масариком, символом чешской независимости, – это было на церемонии у могилы его отца Томаша Масарика, основателя и первого президента Чехословакии. Масарик-младший был в пальто с меховым воротником, с непокрытой головой, несмотря на снегопад, и казался сломленным и подавленным.

Если бы удалось убедить его продолжать оставаться министром иностранных дел, можно было бы достичь какого-то компромисса, размышлял Володя. Внутренняя политика Чехословакии могла иметь глубоко коммунистическую направленность, но в международных вопросах можно было сохранять нейтралитет или в крайнем случае минимизировать антиамериканские действия. У Масарика были и дипломатические навыки, и международный авторитет, дающие возможность балансировать на этой нити.

Володя решил завтра предложить это Лемитову.

Он спал урывками и проснулся, когда еще не было шести – словно от воображаемого будильника, прозвучавшего в сознании: это было что-то сказанное вчера вечером Ильей. Володя мысленно прокрутил весь разговор. Когда Илья сказал про людей, «которые ставят палки в колеса продвижению коммунизма», он имел в виду Масарика; а когда энкавэдэшник говорит, что с кем-то «следует поступать соответственно» – это всегда означает «убить».

А потом Илья рано отправился спать – видимо, утром его ждал ранний подъем.

«Какой же я дурак, – подумал Володя. – Все признаки были налицо, а мне понадобилась целая ночь, чтобы это понять».

Он вскочил с кровати. Может быть, он еще успеет.

Он быстро собрался, надел теплое пальто, шарф и шапку. Ни одного такси у гостиницы не было, еще слишком рано. Он мог вызвать армейский автомобиль, но пока шофер проснется и подаст машину – пройдет добрых полчаса.

Он пошел пешком. До Чернинского дворца было километра два-три. Он направился на запад, оставил позади величественный центр Праги, перешел по Карлову мосту на другую сторону и поспешил в гору, к замку.

Масарик его не ждал, и министр иностранных дел вовсе не был обязан давать аудиенцию полковнику Красной Армии. Но Володя не сомневался, что Масарик согласится его принять – хотя бы из любопытства.