Игольное ушко - Кен Фоллетт

"Немцев уже почти обманули – только Гитлер догадывался об этом, но боялся довериться своей интуиции…"

А. Дж. П. Тейлор, "История Англии 1914–1945 гг."

В начале 1944 года германская разведка стала получать сведения о существовании огромной армии на юго-востоке Англии. Самолеты-разведчики фотографировали казармы, аэродромы и скопление кораблей противника в заливе Уош. На снимках можно было даже опознать генерала Джорджа С. Паттона в неизменных розовых галифе, выгуливающего своего белого бульдога. Отмечались всплески активной радиосвязи, части и подразделения обменивались сигналами. Донесения немецких агентов в Британии подтверждали все эти данные.

На самом деле никакой армии не существовало. «Корабли» представляли собой ловкие подделки из резины и дерева. «Казармы» – не более чем декорации, которые применялись для съемок фильмов. У генерала Паттона в подчинении не было ни единого человека. Радиосигналы не содержали никакой информации. Шпионы же являлись агентами-двойниками.

Ставилась задача убедить немцев в подготовке вторжения через Па-де-Кале, чтобы в назначенный день и час высадка в Нормандии была для них полной неожиданностью.

Такой камуфляж проводился с большим размахом, тысячи людей участвовали в этом обмане. Казалось чудом, если никто из шпионов Гитлера не узнает о подлоге.

А были ли вообще шпионы? В то время люди думали, что их повсюду окружают те, кого называли «пятой колонной». После войны распространился миф, что британская контрразведка (МИ-5) покончила с ними еще к Рождеству 1939 года. Похоже, их на самом деле оставалось очень мало – МИ-5 действительно поймала почти всех.

Но за одним она продолжала охотиться…

Известно, что немцы видели происходящее в Восточной Англии так, как и было задумано. Известно также, что они подозревали обман и всячески старались узнать правду.

Таковы исторические факты. Все остальное – вымысел.

И все же полагают, что нечто подобное вполне могло иметь место.

Кэмберли, графство Суррей Июнь 1977 г.

Это была самая холодная зима за последние сорок пять лет. Деревушки в Англии оказались прямо-таки завалены снегом. Замерзла Темза. Как-то в январе поезд Глазго – Лондон прибыл в Юстон, опоздав на сутки. Снег и светомаскировка сделали опасным движение на дорогах, количество дорожных происшествий увеличилось вдвое, и люди шутили, что опаснее ночью вести «Остин-7»[1]по Пикадилли, чем прорываться на танке через линию Зигфрида.

Затем наступила весна, и она была прекрасна. Аэростаты заграждения величественно плавали в ярко-синем небе, на улицах Лондона солдаты в увольнении флиртовали с девушками в легких платьях.

Город не слишком походил на столицу государства, которое воюет. Конечно, следы войны были, и Генри Фабер, ехавший на велосипеде от вокзала Ватерлоо к Хайгейт, видел груды мешков с песком вокруг важных объектов, убежища Андерсона в пригородных садах, плакаты гражданской обороны по эвакуации и воздушной тревоге. Фабер был гораздо наблюдательнее, чем обычный служащий железной дороги. Он видел много детей в парках и понимал, что с эвакуацией ничего не вышло, на дороге замечал изрядное количество машин, несмотря на ограничение продажи бензина, и читал объявления о выпуске новых моделей. Он отметил, что рабочие идут в ночные смены на фабрики, где еще несколько месяцев назад едва хватало работы днем. И наконец, ему было известно о передвижении английских войск по железной дороге – вся документация проходила через его контору. Из этих документов можно было узнать многое. Например, сегодня он проштамповал кипу бланков, которые навели его на мысль о формировании нового экспедиционного корпуса. Он был совершенно уверен, что в итоге там будет около 100 тысяч человек и войска отправят в Финляндию.

Следы войны, несомненно, были, но чем-то все это напоминало фарс. В радиопостановках высмеивался бюрократизм распоряжений военного времени, в бомбоубежищах пели, а модно одетые женщины носили противогазы в сумках, придуманных дамскими модельерами. Говорили о «Скучной войне». Она была длиннее, чем жизнь, и банальна, как кинофильм. Все воздушные тревоги были ложными.

Фабер смотрел на эту войну иначе и видел в ней совсем иное.

Он выехал на Арчуэй-роуд и, чтобы преодолеть подъем, слегка наклонился вперед; его длинные ноги трудились без устали, подобно поршням локомотива. Для своих тридцати девяти лет он был в отличной форме, хотя и скрывал свой возраст; впрочем, он вообще скрывал многое…

Здание, где жил Фабер, было одним из самых высоких в Лондоне, поэтому он там и поселился – кирпичное сооружение, типичное для викторианской Англии, в торце располагались шесть одинаковых пристроек. Они были высокие, узкие и темные, как души тех, для кого их построили. В каждой три этажа, подвал да отдельный вход для прислуги – средний класс Англии девятнадцатого века всегда предпочитал такой отдельный вход, даже если прислуги не было. Сам Фабер с презрением относился к капризам англичан.

Владельцем дома № 6 в свое время был мистер Харольд Гарден, которому принадлежала «Гарден'с ти энд коффи» – маленькая компания, разорившаяся в годы депрессии. Жившему по принципу: «неплатежеспособность – страшный грех» банкроту мистеру Гардену не оставалось ничего другого, кроме как умереть. Дом – это все, что он завещал жене, которая затем была вынуждена сдавать комнаты. Ей очень нравилось быть хозяйкой, хотя по своему положению она должна была делать вид, что слегка смущена ролью, которую приходится играть.

Фабер занимал комнату наверху с мансардным окном. Он жил там с понедельника по пятницу и говорил миссис Гарден, что на выходные ездит к матери в Эрит. В Блэкхите у него была другая хозяйка, которая называла его мистером Бейкером и думала, что он занимается выездной торговлей канцелярскими товарами и проводит всю неделю в дороге.

Фабер въехал по садовой тропинке под мрачный выступ высоких окон фасада. Он поставил велосипед в сарай, соединив замком с газонокосилкой – запрещалось оставлять транспорт без замка. В ящиках вокруг сарая пророс семенной картофель. На время войны миссис Гарден приспособила цветочные клумбы под овощи.

Фабер вошел в дом, повесил шляпу на вешалку, помыл руки и прошел в гостиную к чаю.

Трое из квартирантов уже были за столом: прыщеватый мальчик из Йоркшира, который пытался попасть в армию; лысеющий продавец кондитерских изделий с рыжеватыми волосами и отставной морской офицер – по убеждению Фабера, просто дегенерат. Фабер кивнул им и сел за стол.

Продавец рассказывал анекдот: