Сталин - Дмитрий Волкогонов

У маршала и профессора было счастливое сочетание: высокая военная культура, отличное образование, большой командный опыт, теоретическая глубина и огромное личное обаяние. Сталин, будучи очень сильной волевой натурой, своей безапелляционностью обычно подавлял всех, с кем имел дело. Но, узнав ближе Шапошникова, Сталин быстро почувствовал свою военную «мелкость» перед эрудицией и логикой маршала, его умением терпеливо убеждать. Шапошников не был ярко выраженным волевым человеком. Но это компенсировалось тонким, гибким и масштабным умом. Жестокая, бескомпромиссная природа Сталина как-то пасовала перед интеллектом, выдержкой, культурой старой русской военной школы. Об особом отношении Сталина к Шапошникову знали все. Г.К. Жуков, которому пришлось не раз выслушивать жесткие и часто незаслуженные слова-упреки Верховного, пишет о Сталине: «Большое уважение он питал, например, к Маршалу Советского Союза Борису Михайловичу Шапошникову. Он называл его только по имени и отчеству и в разговоре с ним никогда не повышал голоса, даже если не был согласен с его докладом. Б.М. Шапошников был единственным человеком, которому И.В. Сталин разрешал курить в своем рабочем кабинете». Это был редчайший случай доверия военспецу. Почти всех других Сталин уничтожил еще до войны.

Шапошников, теоретик и практик в деле подготовки стратегических и оперативных резервов, помог Сталину постичь искусство их накопления, выдвижения и использования. Напомню, что, когда Б.М. Шапошников по состоянию здоровья ушел из Генштаба и стал начальником Высшей военной академии имени К.Е. Ворошилова, Сталин довольно часто звонил ему, приглашал на заседания ГКО и Ставки. Пожалуй, Шапошников был одним из очень немногих людей, к кому Сталин, не стесняясь, обращался за разъяснением, советом, помощью. У диктатора была слабость: внимать голосу человека, у которого он признавал наличие высокого интеллекта. Пусть духовная власть Шапошникова над Сталиным была частичной, неполной, но она была. Сталин, возвышаясь над своим политическим окружением, состоящим почти из одних «поддакивателей» и «угадывателей», неожиданно встретил человека, чья эрудиция произвела на него столь сильное впечатление.

Шапошников, видя дилетантскую подготовку Сталина в военных вопросах, особенно заметную в первые месяцы войны, не затрагивая достоинства Верховного, тактично и в то же время настойчиво предлагал принять те или иные меры. Так, в 1941 году немецкие войска обычно прорывали оборону на стыках частей и соединений. Это стало частым и печальным фактом. Шапошников доложил об этом Сталину, пояснил суть дела и, когда тот уяснил вопрос, положил перед ним директиву Ставки № 98, адресованную главкомам направлений и командующим фронтами. В ней, в частности, говорилось:

«Командующие и командиры соединений (частей) забыли, что стыки всегда были и есть наиболее уязвимые места в боевых порядках войск. Противник без особых усилий и часто незначительными силами прорывал стык наших частей, создавал фланги в боевых порядках обороны, вводил в прорыв танки и мотопехоту и подвергал угрозе окружения части боевого порядка наших войск, ставя их в тяжелое положение…»

Далее в директиве ставились конкретные задачи по обеспечению обороны стыков, созданию полос «сплошного огневого заграждения путем организации перекрестного огня частей, действующих на фронте и расположенных в глубине…».

Сталин согласился, но поручил подписать директиву Шапошникову.

Б.М. Шапошников, как заметил Сталин, придерживался «старорежимных» принципов. Он знал, что Шапошников обычно называл своего собеседника «голубчик». Сталин сам имел возможность убедиться в исключительной деликатности маршала. Как вспоминал Главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов, однажды он присутствовал при докладе Шапошникова Сталину. Во время доклада маршал сказал, что, несмотря на принятые меры, с двух фронтов так и не поступило сведений. Сталин спросил начальника Генштаба:

– Вы наказали людей, которые не желают нас информировать о том, что творится у них на фронтах?

Борис Михайлович ответил, что он был вынужден объявить обоим начальникам штабов выговоры. Судя по выражению лица и тону, это дисциплинарное взыскание он приравнивал едва ли не к высшей мере наказания. Сталин хмуро улыбнулся:

– У нас выговор объявляют в каждой ячейке. Для военного человека это не наказание…

Однако Шапошников напомнил старую русскую военную традицию: если начальник Генерального штаба объявляет выговор начальнику штаба фронта, виновник должен тут же подать рапорт об освобождении его от должности.

Сталин посмотрел на Шапошникова как на неисправимого идеалиста, но ничего не сказал. Бывший царский полковник своей интеллигентностью обезоруживал Верховного… Эта черта помогала Шапошникову ненавязчиво, тактично учить Верховного. Учить пониманию стратегии, военного искусства и даже технико-тактическим вопросам. Но серьезно возражать Сталину маршал не мог.

Когда на вооружение поступила реактивная артиллерия, Сталин стал требовать активного ее применения. Но, во-первых, еще не хватало как самих установок, так и боеприпасов к ним, а во-вторых, некоторые командиры использовали их против плохо разведанных целей. Все это привело к тому, что ожидаемого эффекта новая техника не давала. Шапошников доложил Сталину причины недостаточной эффективности и предложил послать командующим фронтами специальную, особой важности, директиву. Сталин согласился.

«Части действующей Красной Армии за последнее время получили новое мощное оружие в виде боевых машин М-8 и М-13, являющихся лучшим средством уничтожения живой силы противника, его танков, моточастей и огневых средств. Дивизионы и батареи М-8 и М-13 применять только по крупным, разведанным целям. Огонь по отдельным мелким целям категорически воспретить. Все боевые машины М-8 и М-13 считать совершенно секретной техникой Красной Армии…

И. Сталин

Б. Шапошников».

1 октября 41 г. 4 ч. 00 мин.

Шапошников был ярко выраженным военспецом. Думаю, что он понимал ущербность политической системы, но никогда не давал повода усомниться в своей лояльности ей.

Если Шапошников помог Сталину постичь суровую логику вооруженной борьбы, значение эшелонирования при обороне и наступлении, роль и место стратегических резервов в операциях, то Георгий Константинович Жуков, самый прославленный полководец Великой Отечественной войны, оказал влияние на Верховного в другом. Сталин видел в Жукове не только талантливого полководца, волевого исполнителя решений Ставки, но и человека в чем-то, как казалось Сталину, родственного себе в смысле решительности, силового напора, бескомпромиссности. Именно такое предположение высказал однажды в разговоре со мной А.А. Епишев.

«Еще со времен гражданской войны Сталин уверовал в институт представителей высшей власти на фронтах. Именно поэтому он так часто направлял представителей Ставки на фронты в годы Великой Отечественной войны. Сталин считал своим главным представителем (а затем сделал и заместителем) Г.К. Жукова. Почему? Да потому, что Жуков, по мнению Верховного, был способен, невзирая ни на что, провести его, Сталина, решения в жизнь, способен на жесткие, а иногда и жестокие шаги, волевую бескомпромиссность. Я бы сказал, – заключил Епишев, – Жуков наиболее отвечал представлению Сталина о современном полководце». Затем, помолчав, Епишев добавил: «Конечно, все это, видимо, у Жукова было. Но Сталин в полной мере оценивал лишь волевую сторону полководца, а его умственную силу – увы, недостаточно».