Сталин - Дмитрий Волкогонов

Василевский, несколько озадаченный вопросом, быстро нашелся и мудро ответил:

– Бесполезных знаний не бывает… Что-то оказалось нужным и в военной жизни…

Сталин с любопытством посмотрел на Василевского (настроение было неплохое, недавно освободили Минск) и в тон Василевскому добавил:

– Главное, чему попы научить могут, – это понимать людей… – Затем, сразу переключившись, Сталин сказал, что маршалу нужно взять под свой личный контроль действия 2-го и 1-го Прибалтийских и 3-го Белорусского фронтов. Ранее подобные обязанности были возложены на Жукова – руководство операциями 2-го и 1-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов. Это не были главкоматы, но в то же время Сталин таким образом ввел новую форму управления деятельностью фронтов со стороны Ставки. Инициативу в этом вопросе проявил он сам. Жуков и Василевский увидели в этом рост стратегической зрелости Верховного.

Сталин подошел к письменному столу, взял какую-то папку с бумагами и вернулся к своему постоянному рабочему месту в торце длинного стола заседаний. В годы войны он практически не сидел за письменным столом. Дело в том, что в течение дня у Сталина проходило пять-семь заседаний и совещаний ГКО, Ставки, с наркоматами, членами ЦК партии, работники ми Штаба партизанского движения, руководителями разведки, конструкторами и т. д. Рассаживались за длинным столом. Нередко только заканчивалось одно заседание, как Поскребышев впускал другую группу товарищей. «Конвейер» стал работать медленнее лишь в 1944 и 1945 годах, когда для всех стало ясно, что разгром оккупантов – дело времени. Если до войны Сталин успевал прочесть, просмотреть в день кроме шифровок пять-шесть книг объемом до 400–500 страниц, то теперь не меньше – военных, дипломатических, политических, хозяйственных документов. Работоспособность этого холодного человека с колючим взглядом была поразительной. О ней не раз вспоминал и Александр Михайлович.

Сталин всегда полагался на Василевского. По существу, тот не вылезал с фронтов и обладал способностью без надрыва и чрезвычайных мер добиться желаемого или приемлемого результата. Маршал редко возражал, не был строптив, как Жуков, хотя умел мягко, но настойчиво провести свою линию во время обсуждения с Верховным оперативных вопросов. Трудно сказать, сколько тысяч километров он налетал за годы войны, мотаясь по поручению Сталина с одного фронта на другой, возвращаясь на несколько дней в Москву для доклада и получения новых указаний. Практически ежедневно в течение большей части войны, за редким исключением, Сталин разговаривал с Василевским по телефону. Александр Михайлович в своих воспоминаниях об этом пишет так: «…начиная с весны 1942 года и в последующее время войны я не имел с ним телефонных разговоров лишь в дни выезда его в первых числах августа 1943 года на встречи с командующими войсками Западного и Калининского фронтов и в дни его пребывания на Тегеранской конференции глав правительств трех держав (с последних чисел ноября по 2 декабря 1943 года)». Кроме оперативной необходимости Сталин испытывал постоянную потребность посоветоваться с Василевским, услышать его неторопливый, лаконичный доклад, похожий на размышление.

Вторая половина войны, хотя до февраля 1945 года Василевский продолжал оставаться начальником Генерального штаба, связана в основном с именем Алексея Иннокентьевича Антонова. Просматривая архивные материалы Ставки, обращаешь внимание на то, что с конца 1943 года большинство директивных документов подписаны Сталиным вместе с Антоновым или одним Антоновым от имени Ставки.

Сталин, по своему обыкновению, долго присматривался к этому генералу. Прирожденный штабист, человек высокой культуры, он довольно быстро завоевал расположение и доверие Верховного.

Сталин не любил часто менять людей около себя. Даже когда в 1938 году арестовали жену Поскребышева как «пособницу шпионских действий своих родственников», он не стал слушать настоятельных рекомендаций Берии заменить первого помощника. В его возрасте привыкать к новым людям непросто. А здесь – ежедневные доклады о положении дел на фронтах. Когда Василевский выезжал в войска, он даже привык к докладам заместителя начальника Генштаба по политчасти Ф.Е. Бокова, не очень сильного в оперативных вопросах. Но где-то в конце марта 1943 года он наконец приказал доложить в первый раз А.И. Антонову. Доклад был кратким, но обстоятельным. Сталин не подал и виду, что «проба» прошла хорошо. Сухо распрощался. А уже через два-три месяца частое общение Верховного с четким, умным и немногословным моложавым генералом сделало Антонова одним из ближайших военных помощников Сталина.

Когда Антонов был допущен к Сталину и стал бывать у него по два-три раза в сутки, то, возможно, заметил, что Верховный сам крайне редко выдвигает какие-либо новые идеи, предложения, если не считать, что в любой операции он всегда сокращал сроки на ее подготовку, всегда торопил, всегда полагал, что темпы, размах, глубина продвижения наших войск могут быть большими. Наблюдательный Алексей Иннокентьевич мог обратить внимание, что некоторые привычки Верховного носят как бы ритуальный характер. Например, нередко Сталин, слушая доклад Антонова, порой в присутствии Молотова, Берии, Маленкова прерывал его, звонил Поскребышеву, тот подавал стакан чая. Все молча смотрели, как дальше священнодействовал Верховный: не спеша выжимал в стакан лимон, затем шел в комнату отдыха, расположенную за письменным столом, открывал дверь, которую нельзя было отличить от стены, и приносил бутылку армянского коньяка. При общем молчании Сталин наливал одну-две ложки коньяка в чай, уносил бутылку в свой запасник, усаживался за стол и, помешивая ложечкой в стакане, бросал:

– Продолжайте…

Даже этот обычный стакан чая, который, кстати, редко предлагался присутствующим, превращался в некий ритуал, исполненный особого «высокого» смысла, который, казалось, понятен лишь одному Сталину.

Алексей Иннокентьевич понимал, что он, замещая долгими месяцами начальника Генштаба, а затем, и заняв эту должность, находится в более выгодном положении, чем его предшественники. Самые страшные, тяжелые сцены войны были сыграны в ее первом акте. К моменту его прихода в Генштаб сложился определенный порядок круглосуточной деятельности, накопился значительный опыт работы в Ставке. Но, будучи педантичным, в хорошем смысле этого слова, Антонов, как, пожалуй, никто до него, внес немало нового в упорядочение работы Генштаба. Им были установлены точные сроки обработки информации, время докладов представителей разведки, тыла, фронтов, резервных формирований. Он четко распределил обязанности между своими заместителями А.А. Грызловым, Н.А. Ломовым, С.М. Штеменко. Чтобы придать необратимый характер организационному совершенствованию работы Генштаба и Ставки, Антонов изложил свои соображения на трех страницах и решил доложить Верховному. Там было определено время (трижды в сутки) докладов Верховному – чаще по телефону; итоговый доклад лично Сталину, порядок подготовки и утверждения директивных документов, взаимосвязь с различными органами управления и другие положения. Когда в конце одного из ночных итоговых докладов за сутки Антонов попросил Сталина рассмотреть и утвердить регламент работы Ставки и Генштаба, тот удивленно, молча посмотрел на генерала, затем внимательно прочел документ и, также не говоря ни слова, начертал: «Согласен. И. Сталин». Но при этом подумал, что, видимо, этот Антонов не так прост, как кажется. Фактически он заставил самого Верховного регламентировать не только работу других, но и свою собственную.