Последняя истина, последняя страсть - Татьяна Степанова

Катя поблагодарила Горбачевского. Сидела в кабинете, читала на планшете информацию про асексуалов из интернета.

Майор Вилли Ригель вернулся из больницы. Катя зашла в его кабинет.

– Как ваша старушка-соседка, Вилли?

– В реанимации. Врач мне сказал – состояние тяжелое. – Вилли был мрачен и тих. – Узнала меня, глаза открыла. Я думал, прогонит, как мама… Нет. Говорит: «На улице холодно, осень, а ты в одной форменной рубашке. Всегда был нараспашку. Помнишь, я тебе шарф связала, а ты его в школе посеял… Надо одеваться теплее. Обещай мне». Я обещал.

Катя смотрела на него. Прокурор Кабанова подозревает и Вилли Ригеля в убийстве сына. А Гектор Борщов сказал – кто-то оказал этому городку огромную услугу…

– Вилли, кому помешал палаточный лагерь?

Он молчал.

– Люди имеют право отстаивать свои взгляды. И заявлять о них открыто.

– Палаточный лагерь мешал проезду строительной техники.

– Три дороги ведут к мусорному полигону и месту будущей стройки, я на карте смотрела. Палаточный лагерь возвели у одной из этих дорог. Можно было проехать по двум другим.

Вилли Ригелль снова ничего не ответил.

– Если власть проявляет редкое бессердечие, глупость и тупое, ничем не оправданное насилие, как на это должны реагировать мы?

– Мы? – Он глянул на нее.

– Да, мы. Я, вы.

Он отвернулся к окну.

– Отвага, доблесть, честность – этого у вас в избытке, Вилли. Это мне говорила Лиза Оболенская.

Он сразу обернулся.

– Но упрямства порой через край.

– Это тоже она вам сказала?

– Это мои собственные наблюдения.

Пауза.

– Эксперты звонили с результатами осмотра машины Алексея Кабанова. В салоне следы его крови, – произнес Вилли.

– Его убили в машине?

– Вряд ли. Но перевозили до свалки на ней. Машину оставили на стоянке, где мы и нашли ее утром. У Кабанова внедорожник «Мерседес». И он вполне мог проехать по полигону до того места, где обнаружили труп. Проходимость позволяет. Однако машину бросили, не воспользовались ею на свалке.

– Не вяжется как-то. Легче было бы использовать.

– Убийца не искал легких путей. Это физически очень сильный тип. Петя Кабанов слабоват для таких дел. В его брате было девяносто пять килограммов. Я бы и то такой груз далеко не унес.

– Или же убийц было несколько.

Вилли Риигель покачал головой и показал один указательный палец.

– Почему вы так уверены, что убийца был один? А не двое, не трое?

– Интуиция.

– А следы ДНК в салоне?

– Только самого Лесика. И отпечатки пальцев на руле, приборной доске – везде только его.

– Сам себя привез и выбросил на свалку, – тихо сказала Катя.

– Преступник проявил осторожность, только и всего. Пара перчаток.

Катя снова вспомнила, как зло прокурор Кабанова говорила о Вилли, подозревая его…

Но в этом деле пусть она, Катя, и пытается помочь прокурорше, все равно без помощника не обойтись, они с Вилли фактически уже союзники, поэтому…

Катя рассказала Вилли о том, что узнала от доктора Горбачевского. А затем поделилась с ним и соображениями Кабановой насчет Гектора Борщова, у которого может быть мотив для убийства.

Вилли Ригель выслушал все очень внимательно. Однако и на это ничего не сказал. Никакого трепа – «может, не может». Катя поняла, что делать какие-то выводы, сплетать, приплетать сейчас рано и бесполезно. Пустое сотрясение воздуха.

Заняв свободный кабинет, Катя до восьми вечера смотрела на ноутбуке файлы оперативной видеосъемки с митингов, поначалу санкционированных властями. Мирных. На двух митингах от лица строительной компании выступал Алексей Кабанов. Катя слушала его речи, разглядывала его, пытаясь совместить два образа Лесика: окровавленное бездыханное тело с разбитой головой на куче мусора – и этого энергичного, делового, современного, явно знающего себе цену молодого мужчину в дорогом костюме, который засыпал митингующих горожан цифрами, планами, обещаниями, посулами.

Лесик Кабанов умел отстаивать свои идеи. Он был оратор. Однако слушали его в Староказарменске плохо – перебивали, то и дело кричали из толпы, задавали вопросы. Он отвечал терпеливо. Не грубил, не оскорблял. Никому не угрожал.

Этот образ кардинально отличался от того, который складывался по рассказам дежурного Ухова, Гектора Борщова, домработницы Кабановых и официанта ресторана «Сказка». Все они говорили о человеке, способном оскорбить в лицо, найти самую главную болевую точку и безжалостно в нее ударить, не пожалеть, не проявить сострадания, избить собственного младшего брата на глазах своей жены. А на видео Алексей Кабанов выглядел таким, каким описывала его Клара Порфирьевна, которой материнская любовь застилала глаза.

И Катя пока не знала, какой образ Лесика Кабанова истинный.

Вилли Ригель у себя в кабинете корпел над служебными документами. В начале девятого он зашел к Кате и спросил: «Вы есть не хотите?», предложив прогуляться до бара-ресторана у гостиницы, где поселилась Катя.

В баре-ресторане даже вечером было почти пусто. В маленьких подмосковных городках народ не особо бражничает в будние дни. Они заняли дальнюю кабинку, официант принес меню. Катя глянула и ужаснулась – закуски под выпивку и сплошной гриль. Она заказала себе рис на пару и тушеный шпинат. Вроде как диетическая еда. Вилли взял себе бургер с картошкой.

– Что вам принести выпить? – спросил он, держа курс к барной стойке.

– Спасибо, но я… Вилли, мне лимонад какой-нибудь. Или сок.

Он отошел. И почти сразу в смежной кабинке кто-то поднялся – высокий, в костюме, с бокалом коньяка в руке.

Гектор Борщов.

– Привет. – Он сел за их столик, даже не спросив разрешения.

– Снова топите тоску в стакане? – не удержалась Катя, которую такая бесцеремонность разозлила.

– Ага. Умираю от скуки в этой дыре.

– Надо же. И убийство вас не развлекло.

– Вы считаете меня человеком, способным веселиться при виде мертвецов и крови?

– Кто вас знает, Гектор.

– Может, все же Гек? – спросил он, поднимая свой бокал. – Разве мы не узнали друг друга чуть лучше за этот день? И разве не помирились?

– Никто с вами не ссорился. Но я подумала…

– Что? – Он смотрел на нее сквозь стакан.

– Раз есть Гек, то должен быть и Чук. Мне всегда было интересно, а как звали Чука по-настоящему в той книжке?

– Был и Чук.