Последняя истина, последняя страсть - Татьяна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они бы завяли. А так послужили красоте момента.
– Я замерзла.
Одно мощное движение – и он накрыл ее своим телом.
– Сейчас согрею тебя… Лизочка моя… Лизбет… Mein Diamant[6]…
Он страстно поцеловал ее в губы.
Шептал, осыпая поцелуями: Sonne Mond und Stene lachen, und ich lache mit – und sterbe… Я такой дурак… я люблю… без любви… солнце, луна, звезды смеются… И я смеюсь – и умираю…
Гейне…
Как волшебно порой звучит знакомый стих на чужом языке в постели, во тьме. Из грез, из страсти, радости, восторга, нежности, ПЛАМЕНИ…
Когда все – ничто, кроме поцелуев…
Когда возлюбленный обнимает крепко, побуждаемый силой страсти отдавать во сто крат больше, чем берет взамен…
Вальтер…
Вилли…
Mein Diamant…
Через две недели после «зеленки и хрустального башмачка»
Герда Засулич тоже, возможно, не хотела вспоминать тот день, но обращалась к нему в мыслях часто, наперекор собственным желаниям. И когда она на улице ждала подругу Лизу Оболенскую, оставшуюся с Катей в кафе, тот день… точнее, вечер субботы всплыл в ее памяти…
Она открыла дверь своей квартиры на звонок и увидела…
Фима Кляпов на пороге – в черном костюме с иголочки, как жених. Поверх костюма – странный прикид: рабочая куртка с надписью «служба доставки». В руках огромная коробка.
– Добрый вечер.
– Вы… что вам нужно? – Герда хлопала глазами. – Вы зачем пришли?!
– Срочная курьерская доставка.
– Курьерская доставка?!
Фима Кляпов был серьезен и деловит. И решителен.
– Посылка. Не вам. Вашей дочке.
– Ирочке? От кого?
– Позвольте мне войти. Вы должны расписаться в получении.
– Ничего я не буду подписывать! Вы что себе позволяете, являясь вечером ко мне домой?
Он очень бережно отстранил ее с пути и направился в комнату. Огляделся: выключенный телевизор, музыка играет негромко – Чаплин, «Огни большого города». На полу среди листов бумаги, акварельных красок и фломастеров девочка четырех лет – крохотный клоп-левша, сосредоточенно рисующий нечто яркое на листе ватмана. Пухлые щечки. Два маленьких хвостика в резинках на голове. И любопытный взор, сразу вперившийся в слегка смутившегося Фиму Кляпова.
– Ты кто? – спросило дитя-клоп по имени Ирочка.
– Привет. Я сам не знаю пока.
– Ты лысый, – сразу вынес вердикт клоп-левша. – На Шрека похож.
– Ага. Тебе видней. Сказку хочешь? – Фима нагнулся, поставил увесистую коробку на пол, потом одним движением широких плеч сбросил куртку и сел на пол перед клопом-левшой, скрестив ноги по-восточному.
– Да. Давай сказку.
Герда Засулич растерялась – великие пираты, такая наглость! С лица ее все еще не сошли следы зеленки, однако изумрудный цвет поблек. Она была одета по-домашнему – в серые фланелевые брюки для йоги и толстовку с капюшоном. Светлые волосы рассыпались по плечам. Герда была босой.
Фима Кляпов глянул на ее маленькие изящные голые ступни – само совершенство и восторг. И ощутил, что у него темнеет в глазах, и сердце проваливается вниз, вниз…
– Говори сказку, – велел клоп-левша.
– Сейчас. Дай с мыслями собраться. – Фима Кляпов кашлянул. – Жил-был Тролль…
– Нет, не так. Жил-был принц.
– Хорошо, принц. Четкий такой правильный пацан. Имелось у него кредо по жизни добиваться всего самому.
– Кредо – это что? – деловито уточнил четырехлетний клоп-левша.
– Девиз. Жил он по-разному, полосато, сначала бедно, потом богато. От жизни хотел все получить. И надоело ему все до чертей, даже жизнь сама. Увидела его злая колдунья и заколдовала. И стал он Троллем, Который Живет на Свалке. И сказала ему колдунья – сидеть тебе здесь на свалке на куче дерьма…
– Фима, ей всего четыре года, – тихо заметила Герда. – Ирочка, с’ect un mauvais mot[7].
– Je sais[8], – ответил клоп-левша. – Это плохое слово.
– Прости. – Фима Кляпов снова откашлялся. – На куче мусора… значит, сидеть на куче мусора, пока прекрасная принцесса не явится и не полюбит, не поцелует Тролля таким как он есть – страшным и… злым на весь мир.
– Тролль не злой. Он в депрессии, – вынес новый вердикт клоп-левша. – А принцесса Тролля, конечно, полюбила и поцеловала. И что было дальше?
– Дальше… А чтобы ты хотела?
– Чтобы Тролль стал опять принцем. Четким правильным пацаном. И женился на принцессе.
– Знаешь, мне такой поворот очень нравится, – признался Фима Кляпов.
– А что у тебя здесь? – Клоп-левша крохотным пальчиком ткнул в загорелую кисть Фимы Кляпова, на тыльной стороне которой белел широкий шрам.
– Это я был на войне.
– На какой войне?
– Далеко в Африке. Осколком поцарапало. В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы.
– Это животные. Они не бывают злыми. Так мама говорит. Они просто естественные и живут в гармонии с природой. А что там? – Клоп-левша наконец обратил любопытство на большую коробку.
– Это тебе. Игрушки. – Фима Кляпов взял коробку и одним сильным рывком разорвал склеенные скотчем створки.
Ребенок заглянул в коробку и ахнул. Она была полна игрушек – куклы в коробках, интерактивные роботы, планшет.
Первыми были выхвачены из коробки именно планшет и еще интерактивный робот – динозавр. Через две минуты и то, и другое уже включили в сеть. Планшет заряжался, а робот-динозавр, ощутив прилив энергии, завертел головой, заплясал на лапках и зарычал!
– Круто! – Клоп-левша пищал тоненьким голоском. – Он кусается?
– Нет, не кусается. – Фима Кляпов увлеченно настраивал динозавра, нажимая кнопки. – Он стреляет.
На спине динозавра что-то вроде переносного стингера и присоски-стрелы. Динозавр прицелился и выстрелил – угодил присоской прямо в босую ступню Герды Засулич.
– Ой… вот черт…
– Ма, inmauvais mot. – Клоп-левша окоротил собственную мать.
– Ой, да, прости, вырвалось. – Герда прыгала на одной ноге, пытаясь отлепить присоску от ступни.