Волшебный корабль - Робин Хобб

— Ну и в чем состояло его предложение?

— Ах да. Ваши нижние земли. Он хотел бы купить их.

Говоря так, Давад обшарил взглядом блюдо с печеньем и фруктами, которое Роника постоянно держала у постели Ефрона. Выбрал сладкую плюшку и отправил ее в рот.

— Но ведь… — пробормотала Роника потрясенно, — но ведь это же часть коренных земель, изначально пожалованных семейству Вестритов! Сатрап Эсклепис сам… самолично…

— Правильно, правильно, я тоже отлично понимаю особое значение подобных земель. Но ты объясни это новым купчикам вроде Фуллерьона… — умиротворяюще начал было Давад.

— Ты сам кое-что пойми, — рассердилась Роника. — Именно пожалование этих самых земель дало право Вестритам называться Семейством! Они были неотъемлемой частью соглашения, которое сатрап заключил с Торговцами! Помнишь? «Двести мер земли каждому, кто отправится на север и устроится жить на Проклятых Берегах, презрев опасную близость реки Дождевых Чащоб»! В те времена небось не так много отыскалось желающих! Все были наслышаны о том странном, что течет по реке вместе с водой! Так вот, те самые нижние земли, а с ними законный пай в торговле на реке Дождевых Чащоб и сделали Вестритов настоящим Торговым Семейством! И ты вообразил, будто мы так просто возьмем и расстанемся с нашими изначальными землями?!

— Не учи меня нашей истории, Роника Вестрит, — мягко упрекнул ее Давад. И взял с блюда еще одну плюшку. — А то я тебе напомню, что мои предки явились и осели здесь в те же самые дни. Семейство Рестаров ни в чем не ступит Вестритам. И я отлично знаю, что означают для всех нас изначально пожалованные земли.

— А коли так, — разгоряченно осведомилась она, — как тебе в голову-то пришло явиться к нам с таким предложением?

— Да вот так. Видишь ли, половина города только и говорит, что о вашем с Ефроном бедственном положении. Посуди сама, женщина! У вас средств не хватает нанять работников и возделать эти земли как следует. А у Фуллерьона — с избытком. Да к тому же, купив эти участки, он станет достаточно крупным землевладельцем и сможет претендовать на место в городском Собрании. Между нами, я полагаю, он именного этого и добивается, так что ему, в общем, все равно, какие земли приобрести… хотя он и нацелился именно на нижние. Ну не хочешь с ними расставаться — предложи ему другие какие-нибудь, может, он и их купит… — Вид у Давада был недовольный. — Ваши пшеничные поля, например. Вам все равно самим с ними не справиться.

— Чтобы он место в Собрании получил? И сразу проголосовал за рабство в Удачном? Навез рабов и отправил их на поля, которые у меня купит… и продавал зерно по ценам, с которыми я не смогу состязаться… Я, и ты, и другие честные торговцы из старых семейств. У тебя что, ум за разум зашел, Давад Рестар? Ты что, не понимаешь — если я приму подобное предложение, я предам не только Вестритов, но и нас всех! И так уже в нашем Собрании столько развелось жадных новых купчиков, что совету старых семейств едва удается в узде их держать! В общем, если твой выскочка Фуллерьон и получит там место, то не из моих рук!..

Давад собрался было спорить, но сделал над собой видимое усилие — и не стал. Лишь сложил руки на коленях.

— Так или иначе это все равно произойдет, — сказал он, и Роника услышала в его голосе неподдельное сожаление. — Дни старых семейств клонятся к закату. Война… пираты… иные несчастья… все это здорово подорвало наше благополучие. Новые купчики налетели и жрут нас, как мухи — подбитого кролика. И ведь сожрут. Всю кровь выпьют. Они понимают, что нам не выстоять без их денег, и вынуждают нас распродавать по дешевке все то, за что мы расплачивались так дорого… в том числе кровью… жизнями наших детей…

Его голос дрогнул, и Роника запоздало припомнила: в год Кровавого мора он не только похоронил всех детей, но и остался вдовцом. И так и не женился снова.

— Это все равно произойдет, Роника, — повторил он. — Хотим мы того или нет. Устоят и выживут те из нас, кто сумеет приспособиться к переменам. Мы ведь когда-то это умели. Наши пращуры, основавшие Удачный, голодали, были бедны… что с ними сталось бы, не сумей они приспособиться! А мы утратили это свойство. Мы теперь воплощаем в себе все то, от чего они бежали сюда. Мы разжирели, закостенели и мертвой хваткой держимся за так называемые традиции. Ты думала когда-нибудь, отчего мы с таким высокомерным презрением смотрим на этих новых купчиков, нахально влезших в наш город? А оттого, что уж очень они похожи на нас самих — тех, прежних. На тех самых пращуров, о которых мы теперь рассказываем легенды…

Был миг, когда Роника едва ли не приготовилась с ним согласиться. Но потом ее подхватила новая волна гнева:

— На нас?… Да чем же они похожи на купцов славной старины? Тех я назвала бы волками, бесстрашными и благородными, а они — гнусные падальщики! Когда родоначальник Керроков ступил на это побережье, он ведь рисковал всем! Он отдал все что имел за место на корабле! Да еще заложил в пользу сатрапа половину всех доходов, которых мог добиться в последующие двадцать лет!.. И ради чего? Ради земельного надела и права на торговлю. Земель брали столько, сколько могли взять. И торговали всем, что здесь находилось и могло привлечь покупателя. Благодать, верно? Но не забудем, что селиться и торговать предстояло на побережье, которое столетиями именовались Проклятым, и не зря, ибо даже Боги не желали претендовать на эти места. И мы полной мерой хлебнули здешнего лиха. Взять хоть хворобы, о которых никто прежде даже не слышал. Или колдовской морок, от которого люди сходят с ума. Да еще это проклятие, из-за которого половина наших детей рождалась не вполне человеческими существами…

Тут Давад резко побледнел и замахал руками, призывая ее замолчать, но Роника беспощадно гнула свое:

— Ты способен представить себе, Давад, что это значит для женщины — девять месяцев носить под сердцем младенца, со страхом гадая, кто появится на свет — то ли долгожданный наследник, то ли уродливое чудовище, которое ее мужу еще и придется задушить собственными руками?… Или этакая смесь — не совсем монстр, но и определенно не человек? Ты ведь должен знать, каково приходится родителю. Твоя Дорилл, мне помнится, была беременна трижды, а детей у тебя насчитывалось всего двое…

— Да и тех унес Кровавый мор… — срывающимся голосом прошептал Давад. Нагнулся вперед в кресле — и спрятал в ладонях лицо. Ронику обожгло стыдом за все, что она сейчас наговорила. Ей стало до смерти жаль этот по сути несчастный человеческий обломок… у которого не было даже жены, способной правильно зашнуровать его дублет и устроить выволочку портному за скверно сшитые штаны. Было горько за всех, родившихся в Удачном… чтобы в конце концов в Удачном же и помереть… а до тех пор исполнять завет пращуров, увенчанный проклятием этой земли. И самым худшим, пожалуй, было то, что они успели полюбить свой край. Его холмы и долины. Его изобильную зелень, черноземное плодородие, хрустальные ручьи и речушки, его полные дичи леса… Немыслимое богатство, манившее и дразнившее нищих, измотанных плаванием первопоселенцев, набравшихся храбрости бросить здесь якоря. Сатрап, конечно, был здесь номинальным владыкой. Но истинный-то договор они заключили не с ним, а с самой этой землей. Им достались ее плодородие и красота. Но платить пришлось болезнями и смертью…