Разбитое сердце июля - Елена Арсеньева

Ой, призрак! Остатки правил хорошего тонамигом вылетели у Алены из головы, она одним скачком оказалась чуть ли не насередине комнаты и снова замекала и забекала, извиняясь за позднее вторжение иумоляя войти в ее сложное, сложнее не бывает, положение, как вдругпочувствовала, что взывает в никуда. Точнее, ни к кому. А еще точнее – стоит впустой комнате. Ее соседа все-таки нет дома.

«Итак, первый троюродный клиент готов. Аудачно все получилось… Легко, светло, просто на душе. Вычеркнуто первое имя изсписка. Осталось двое.

Менту повезло – остался жив. Мне былобезразлично, останется он жив или сдохнет. Все это племя… Им наплевать на боль,беду, горе. Кто-то из них в алиби убийц Сергея. Кто-то из них поверил в алибиЮ., который прикончил Наташку, виновную только в том, что она слишком уж хотелавыйти за него замуж. Они преступники, а преступники должны быть наказаны. Иесли этот гад вышел сухим из воды, значит, небесам для чего-то нужно, чтобы онпокоптил их еще какое-то время, а я мешать не стану.

Самое главное, троюродных клиентов осталосьтолько двое. С этим я справилась сама, теперь время вступать в игру Мальчишке иего сестре.

Интересно бы знать, ждет Сергей их там, нанебесах? И что сказал он этой разорванной на кусочки твари, когда она пролеталамимо него прямой дорогой в ад? Злорадно усмехнулся? Всплакнул? Или простоотвернулся молча?

Смешно, а ведь Ю. именно Сергея называлпредателем. Какое-то кривое зеркало!»

* * *

Несколько мгновений Алена оставалась внеподвижности, проницая взором темноту. Она не единожды употребляла этовыражение в собственных романах и очень его любила, хотя сейчас оно неслишком-то соответствовало действительности. В том-то и дело, что полнойтемноты в комнате соседа не было: в не завешенное шторами окно проникал светфонаря, стоявшего чуть поодаль, в нескольких метрах, за углом. Света этого былонедостаточно, чтобы разглядеть подробности обстановки, но его вполне хватило,чтобы держать на привязи призраков, которые только что изгнали Алену из еесобственного номера. Почему ей было невыносимо страшно при ярком свете у себя ине страшно в полутьме здесь, она не смогла бы объяснить, даже положа руку насердце. Тем более что она так и стояла: схватившись за сердце. И чувствовала,что оно постепенно перестает панически трепыхаться, а бьется все ровнее испокойнее. И в голове перестал клубиться черный дым ужаса, а постепенновозвращались прежние инстинкты и рефлексы мозга: например, выбралась из безднподсознания загнанная туда страхом патологическая страсть нашей героини кпсихоанализу. И она мгновенно нашла объяснение собственному спокойствию.Очевидно, даже таким железным (а может быть, вообще молибденовым иливольфрамовым, словом, отличающимся высокой прочностью) леди, как она, неудалось избавиться от порожденных веками предрассудков: на нормальную женщинусоседство мужчины должно оказывать благотворное, успокаивающе влияние… поопределению. Даже если мужчины нет в наличии, а имеет место быть только запахего табака.

Нет, в воздухе витал вовсе не изысканныйаромат вишневого трубочного табака, который наша некурящая героиня считалаодним из лучших ароматов на свете. Пахло довольно простыми сигаретами, можетбыть, даже какой-нибудь низкопробной «Звездой», однако с этим запахом быласвязана одна пикантная страничка в жизни Алены Дмитриевой. Страничка этаотносилась к тем временам ее многотомной жизни, когда писательницей она еще нестала, а была всего лишь начинающей журналисткой, к тому же незамужней, извалась просто Еленой Володиной.

В ту пору выпало ей счастье – командировка наДальний Восток. Кстати, там, на фантастическом БАМе, у Елены случился дивный икратковременный романчик с одним монтажником-высотником, которого, как нистранно, звали Игорем (такие многозначительные совпадения прошлого с будущимслучались в ее жизни не раз и не два, словно бы в подтверждение словам Гете отом, что грядущие события бросают тени перед собой). Самое смешное, что иотношения с тем, давним, Игорем, как и с нынешним развенчанным идолом еесердца, сводились почти исключительно к потрясающему сексу. Но не о том сейчасречь! Во время той краткой командировки у нашей героини произошел еще одинроман, окрашенный уже более высокой духовностью, поскольку героем того романаоказался поэт.

Жил поэт в городе Хабаровске, звали егоВиктором, был он невысок ростом, худ, рыжеват, зеленоглаз, неразборчив влюбовных связях, словно бродячий кот, несмотря на то (а может быть, именнопотому!), что был обременен женой и двумя детьми. И еще был он зол. Люто зол навесь мир и на свою неудачливую судьбу. Но главное, был Виктор изумительно,сокрушительно, невыносимо талантлив, может быть, даже гениален, а потомубезудержно спивался, как и водится меж всеми ослепительными провинциальнымиталантами и гениями. К сожалению, от щедрого множества его стихов, какрифмованных, так и верлибров, которые он предпочитал, в памяти нашейлегкомысленной героини остались только рваные строчки: «…безлюдная роскошнаятайга – какой простор для жадности и страсти… а где был я в ту ночь, что пьянаголова, разогнутся цветы, распрямится трава… мне кто-то улыбнулся из трамвая,но вспыхнуло стекло, и порвалась…» Алена дальше точно не помнила… в каком-тоблеске ветреного мая короткая, но пламенная связь… В общем, кажется, так, аможет, и нет.

Влюбилась Алена, то есть тогда еще Елена, вВиктора, как кошка – страстно, но ненадолго, очень ненадолго: во-первых, долголюбить этого человека было совершенно невозможно, а во-вторых, она уехала сДальнего Востока и напрочь его забыла. Только случайно спустя много лет узналаона, что Виктор был убит – вроде бы в пьяной драке. Весть ее поразила, но сильногогоря не причинила, слишком далеко ушла она к тому времени от любви к нему, ностранным образом в глубине ее души надолго сохранилась обида на человека,который позволил себе так бездарно умереть – при всем своем поразительномпоэтическом таланте! И еще дольше – пожалуй, навсегда! – сохранилась уАлены память о запахе сигарет, которые курил Виктор. Название этих простеньких,дешевеньких сигарет она забыла, как и названия его стихов («Звезда»? «Прима»?),а запах помнила. И долгие годы потом, много позже, у нее начинали дрожатьноздри, и сердце начинало дрожать, и ноги подгибались при случайно долетевшемдо нее знакомом аромате, и многие мужчины были, наверное, озадачены внезапнымжадным блеском в глазах незнакомой красотки.

Вот и сейчас… Неведомо, заблестели ли у Аленыглаза сейчас, в темноте не видно, да и видеть было некому за отсутствиемчеловека, выкурившего здесь недавно эту дешевую сигарету, но ощутила она себясовершенно неожиданно враз взволнованной – и в то же время совершенноспокойной, защищенной от всех реальных и нереальных опасностей. И началаосваиваться.