Русский гигант КВ-1. Легенда 41-го года - Владимир Першанин

Как и опасался старый артиллерист Михаил Филиппович Журов, одновременно открыли огонь 105-миллиметровые гаубицы. В то время в «панцерваффе» действовала инструкция избегать встречного боя с русскими тяжелыми танками «Клим Ворошилов». Сравнительно легкие гаубицы из укрытий посылали свои пятнадцатикилограммовые снаряды, целясь в первую очередь в КВ-1 и КВ-2. В начале войны для этих орудий только разрабатывались бронебойные снаряды, и огонь велся фугасными зарядами. «Стопятки» не обладали высокой скорострельностью, но дивизион из двенадцати гаубиц делал свыше полусотни выстрелов в минуту.

Стоял сплошной грохот разрывов. Танки спасало то, что «стопятки» вели огонь издалека. Снаряды рассеивались, теряя точность.

Поначалу эта стрельба была таким же психологическим ходом, как и налет двух штурмовиков. Внести панику, заставить русские танки искать более надежные укрытия. Попасть навесным огнем с километрового расстояния в замаскированный танк не просто. Зато сильные взрывы должны были подействовать на нервы противника.

Постепенно пристреливаясь, выдвинув вперед наиболее опытных корректировщиков, дивизион посылал снаряды все более точно.

Основной целью немецких артиллеристов были КВ-1 и КВ-2, но нащупать хорошо замаскированные тяжелые танки было не просто. Большинство снарядов летели, не находя своей цели. Но вскоре бригада начала нести потери.

Близкое попадание разворотило легкий Т-26. Самый массовый в предвоенное время танк, выпускаемый в Ленинграде на заводе «Большевик» с 1931 года, имел сильную для того времени пушку, но слабую броню.

105-миллиметровый фугас разорвал гусеницу, вывернул несколько колес и проломил броню. Из трех человек экипажа двое успели выскочить и, поддерживая друг друга, добрались до укрытия.

Вспыхнул бензин. Сдетонировали снаряды, находившиеся в башне, сорвав ее с погона. Затем рванул основной боезапас. В разные стороны разлетались смятые куски металла, сплющенные гильзы, кувыркнулась и упала рядом с машиной башня.

– Накрылась наша «бэтэшка», – проговорил механик. – А нам повезло…

– Дальше некуда, – мрачно отозвался лейтенант, командир танка, доставая на всякий случай «наган». Немцев можно было ожидать с любой стороны, а сдаваться в плен живым лейтенант не собирался.

Над головой с воем пронесся очередной фугас и взорвался шагах в двадцати.

Оба танкиста прижались к земле, а когда снова огляделись, увидели выползающие из капониров машины. Впереди, набирая скорость, шли КВ-1 с пехотой на броне.

Начштаба бригады Воронин дал приказ наступать после того, как вслед за БТ-26 была подбита «тридцатьчетверка». Ранее во время налета «Хеншелей» от взрыва авиабомбы получил повреждения еще один Т-26.

Он понял, что, разглядев тяжелые танки, немцы не рискнули продолжить танковую атаку, а решили выбить машины огнем 105-миллиметровых гаубиц. Оставаться на месте значило нести новые потери. Кроме того, в любую минуту можно было ждать налета вражеской авиации.

Выход оставался один – атаковать самим. От машины к машине бегали связные: по сигналу зеленой ракеты тяжелым танкам и «тридцатьчетверкам» предстояло начать атаку. Легкие БТ-7 и Т-26 пойдут, приотстав от машин с более мощной броней.

Это был не лучший выход – смешаются роты и взводы. Но и пускать в лоб на немецкие «панцеры» легкие БТ и Т-26 означало угробить эти верткие машины с тонкой броней.

Танки, набрав скорость, вышли из зоны гаубичного обстрела. Командир второй роты Линько шел следом за лейтенантом Ерофеевым. Было жутко отсиживаться в капонире и ждать, когда в тебя врежется пудовый фугас.

Гаубичные снаряды идут по наклонной траектории. Удар может последовать в крышу (хуже того – в люк), где броня тоньше и вряд ли выдержит. Линько представил, как снаряд взорвется в башне – стало не по себе. Пятнадцать килограммов металла и взрывчатки превратят экипаж в месиво, не уцелеет никто.

– Чего мы здесь выжидаем! – не выдержал Линько. – Фугаса сверху? Дождемся!

Трудно осуждать капитана, имеющего семью, троих детей, сидящего в бездействии под артобстрелом. Самое тяжелое на войне – отсиживаться под огнем в бездействии. «Свой» снаряд не услышишь. Не успеешь. Он прилетит бесшумно и разнесет тебя.

Поэтому невольно прислушиваешься к пролетающим мимо. Перелет… недолет. Грохот раздается совсем рядом, по броне гремят камни, разбиваются комья земли.

– Метрах в десяти упал, – вытирая кровь с разбитых губ, проговорил командир орудия. – Пристрелялись, паскуды.

– А чего наши гаубицы молчат? – спросил кто-то.

Ему не ответили. Только тайком крестился заряжающий, имевший тоже троих детей. Не за себя, за них душа болит… неужели бог не слышит.

– В атаку пора бы. Прямо на гада-фашиста, – не выдержав, воскликнул механик-водитель, тоже мужик семейный, гнавший прочь мысли о смерти.

– Сходи к Воронину, посоветуй.

Их танк едва не накрыло, когда уже взлетела зеленая ракета – сигнал атаки. Механик-водитель, опытный сержант, словно ждал сигнала. Машина тронулась с места почти без рывка и пошла задним ходом по аппарели (выезду из капонира).

Не у каждого КВ-1 так отлажены фрикционы и работает без перебоев двигатель. Задержись КВ в капонире на минуту-две, угодил бы под гаубичный снаряд.

Фугас врезался в передний бруствер капонира, когда «Клим Ворошилов» уже выполз из аппарели. Механику показалось, что перед глазами сверкнула молния и он ослеп. Танк, дернувшись, прошел еще несколько метров и заглох.

– Что случилось? – теребили механика.

– Глаза…

Но глаза были в порядке, завалило комьями земли переднюю часть машины и смотровую щель.

– Молния и сразу темно, – бормотал, приходя в себя, механик, спасший экипаж и машину.

– Это снарядная вспышка, – сказал командир орудия. – А потом земли на нас с полтонны обрушилось. Но пушка в порядке.

Теперь, когда машина ротного Линько шла в атаку, повиснув на хвосте у своего подчиненного, Федора Ерофеева, капитан со страхом представлял, что бы случилось, если бы механик промедлил.

Снаряд рванул бы прямо у среза орудийного ствола, смяв, исковеркав пушку, а взрывная волна и осколки едва не в упор хлестнули по лобовой части, по башне и смотровым щелям. Один бог знает, чем бы все кончилось, но взрывная волна печенки бы отбила… могла и по стенкам размазать.

Танк Ерофеева выстрелил на ходу раз, другой. В открытый люк вылетели дымящиеся орудийные гильзы.

– А мы почему огонь не ведем? – спросил командир орудия, старший сержант Егор Пятаков. – У меня бронебойный в стволе заряжен.

Линько хотел осадить его, но вспомнил, что Пятаков комсорг роты, воевал на Финской и награжден медалью «За отвагу».

– Орудие проверить надо. Вдруг землей забито.

– Проверили. Чисто.