Секретная агентура - Эдуард Макаревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смотришь на фотографии тех лет, где Лепешинская – яркая брюнетка с выразительными глазами, которая сразу становилась заметной в любой компании, – и понимаешь, что ее замечание о мужской привлекательности и уме Кузнецова многого стоит даже спустя десятилетия.
А тогда из московских театров, из ювелирных и комиссионных магазинов он нес адреса и приглашения симпатичных дам. Ну, как можно отказать обаятельному инженеру, да еще столь щедрому на подарки. Приятно поражали милые женскому сердцу нежные розы или томные георгины, духи «Красная Москва», легкомысленные шляпки, дорогие чулки. А потом застолье в ресторане, благо позволяла коммерческая предприимчивость. За столом оказывались московские актрисы и иностранные дипломаты. Искрящийся Кузнецов провозглашал тосты, после которых никто никого не стеснялся. Текло застолье, текли деньги от коммерции, текла информация. В том числе и о самом инженере Шмидте.
Агент «Астра», работавшая на контрразведывательный отдел Управления НКВД по Москве, сообщала: Шмидта всегда можно застать дома, к нему приходит много людей, особенно девушек, он часто покупает дорогие вина и продукты. Агент «Кэт», проходящая по третьему управлению НКВД, информировала: Шмидт недоволен плохими условиями жизни в Советском Союзе, иное дело в Германии. Агент «Надежда» (третий отдел ГУГБ) писала об отношении Шмидта к русским.
Однажды агентурные донесения Кузнецова прочитал комиссар госбезопасности Ильин – начальник третьего отдела секретно-политического Управления НКВД, отдела, ведавшего работой с творческой интеллигенцией. Генеральское звание не лишило Ильина интеллигентности, мягкости и профессорских манер. Он был вхож к писателям, дружил с Алексеем Толстым, известными музыкантами и композиторами. Его ценил Берия. Став начальником третьего отдела, Ильин арестовал двух осведомителей, которые поставляли ложную информацию о якобы антисоветских настроениях среди творческих работников. Этих осведомителей приговорили к десяти годам лагерей.
В отчетах и донесениях Кузнецова Ильина поразила способность агента из деталей составить картину явления, определить настроения в театральной среде.
«Этот человек, безусловно, находка, – мог думать Ильин. – Он должен работать по заданиям секретно-политического управления».
В политическом сыске, считал Ильин, важно определить ту социально-профессиональную группу, которая концентрирует информацию и ускоряет ее, через которую наиболее интенсивно бегут информационные волны. В СССР в 30-е годы наиболее информационно насыщенная и раскованная группа, в контакте с которой находили вдохновение партийные вожди, наркомы, военные, наши и иностранные дипломаты, была богема: писатели, поэты, музыканты, актеры. А среди последних, прежде всего, – актрисы.
С богемой общались, дружили, любовничали. В том хмельном брожении чувств и страстей вертелась информация и обнажались настроения. Нужен был особый талант, чтобы улавливать и впитывать эти информационные и настроенческие потоки. Таким талантом обладал Кузнецов, и Ильин это понял.
Как опытный человековед Ильин с первой встречи отметил кузнецовские способности. Они поняли друг друга весьма скоро. Их взгляды на сущность творческой интеллигенции, на методы работы среди нее рождали хитроумные ходы.
Вместе с Москвой хозяйственной, партийной, рабочей была Москва театральная, музыкальная, пьющая, гулящая – Москва конца 30-х годов. И в ней – светской, распутной – своим человеком был Кузнецов. От него, такого галантного, остроумного, такого лихого лейтенанта-«летчика», а потом делового, но и вальяжного инженера, исходило обаяние надежного мужчины, готового быть другом и любовником ярких театральных женщин, способного провернуть дело и вывернуться из непредвиденной ситуации. Он познавал московский театральный бомонд на неисчислимых спектаклях, пирушках и вечеринках. Его видели в Большом на «Евгении Онегине», в Вахтангове – на «Принцессе Турандот», в оперетте – на «Сильве». Он восторгался ансамблем Эдди Рознера и танцами Славы и Юры Ней в саду «Эрмитаж», пением Утесова, Козина, Юрьевой в Театре эстрады.
Когда Козин начинал свое знаменитое танго «Осень, прозрачное утро», Кузнецов уходил в себя и какие-то минуты был недоступен. И это остро чувствовала та женщина, что была рядом. Минутная недоступность покоряла больше, чем мужская уверенность. А потом он вновь становился все тем же парнем: улыбчивым, раскованным, широким.
Ему стали привычны артистические застолья в «Метрополе» и «Национале». Он мастерски устраивал пирушки и торжественные банкеты в московских квартирах. Душа компании, Кузнецов талантливо закручивал атмосферу флирта и интриги.
Партийная, военная, творческая элита и женщины. Симпатия и страсть. А на Лубянке в казенных папках наслаивалась информация из интеллигентских компаний, от политиков и генералов. Кто устоит перед соблазном поделиться сомнениями и переживаниями в минуту теплой расслабленности вслед за наслаждением от новой незнакомки, одарившей физическим и духовным очарованием. Сильные люди хотя бы на несколько часов бросались в этот омут, вспоминая о нем всю оставшуюся жизнь, даже если она сужалась до тюремной камеры или лагерного барака. Кузнецов был своим в этом вертепе страстей, откровений и интриг.
Началась война. Кузнецов под прикрытием «антисоветского» немца, прожившего долгую жизнь в Москве и «имевшего проблемы» с режимом, входил в число тех ста человек, которых определили для специальных акций возмездия в отношении членов гитлеровского руководства.
В этой сотне были колоритные фигуры. Вот композитор Лев Константинович Книппер, в прошлом белогвардейский офицер, племянник жены великого русского писателя Антона Павловича Чехова, брат кинозвезды Третьего рейха Ольги Чеховой, одно время бывшей замужем за братом Антона Павловича – большим русским актером Михаилом Чеховым.
Ушедший из России с остатками армии Врангеля, когда ее разбили красные, Лев Книппер вернулся на родину в 1922 году, благодаря своей предприимчивой тете – Ольге Книппер. Она поспособствовала включению его в состав актерской труппы Московского художественного театра, гастролировавшего тогда за границей. В советской России Лев Книппер освоил композиторское искусство и занимался сочинительством. Особо знаменита его «Полюшко, поле», о красных героях-конниках. Но другая сторона его жизни была связана с органами ОГПУ-НКВД. С того же 22-го года он сотрудничал с ними. Было ли это вольное или невольное решение, сейчас трудно понять. Но то, что он долгие годы честно и изобретательно выполнял задания советской спецслужбы, – это так. Он так же, как поручик Эфрон – муж Марины Цветаевой, как генерал Скоблин – муж известной певицы Плевицкой, став агентом красной спецслужбы, работал в среде белой эмиграции. В этой среде он определял людей, готовых вернуться в советскую Россию. Это он способствовал возвращению на Родину Алексея Толстого, ставшего потом в СССР писателем первой шеренги. Особым заданием его, по всей видимости, была поддержка контактов с сестрой своей – Ольгой Чеховой, которая в Германии Гитлера стала примой кино и театра. Как утверждал Павел Судоплатов, в КГБ сохранилась картотека секретной переписки между братом и сестрой.