Кинжал всевластия - Наталья Александрова

Ленская еще раз чихнула и громко высморкалась в бумажную салфетку.

– Форточку бы открыть… – с удивившей саму себя просительной интонацией протянула Анна Африкановна.

– Нельзя, – понурилась Ленская, – мне шею продуло. Вот буквально вчера. Сквозняков очень боюсь…

Анна Африкановна выразительно вздохнула, окончательно уверившись, что сотрудница милиции досталась ей самая завалящая, пустая несерьезная бабенка, невезучая и несчастливая, из тех людей, что и с дивана-то встать нормально не могут, обязательно либо лодыжку растянут, либо в пояснице прострел получат. И на стул влезть они не в состоянии – занавески там поправить, лампочку ввернуть или с полки кастрюлю достать. Обязательно при этом на стуле не удержатся и что-нибудь себе поломают. И спотыкаются вечно на ровном месте, и пальцы дверью прищемляют регулярно.

«Ох, грехи наши тяжкие!» – подумала Анна Африкановна и тут же еще больше расстроилась. Она была твердой убежденной атеисткой, существование Бога не допускала ни под каким видом. Как уверилась в юности, что Бога нет, а его нарочно придумали попы, чтобы оболванивать простой народ, так с тех пор мнения своего не меняла. Но, странное дело, к старости начинала она не то чтобы задумываться о Боге, но хотелось бессонными ночами с кем-то поговорить откровенно, не шутя и не лукавя, получить ответы на некоторые вопросы.

Воля у Анны Африкановны была сильная, она старалась все эти глупости в голову не допускать. Раньше и слова-то такого – «Бог» в ее лексиконе не водилось, знать не знала ничего ни про Новый, ни про Ветхий Завет, Библию читала только забавную, а вот, поди ж ты, сами собой всплывали иногда в голове «Отче наш» и «Богородица», и слова разные, вот как сейчас, про грехи… Откуда что взялось?

В который раз Анна Африкановна вздохнула и устроилась поудобнее на жестком стуле.

Майор Ленская отложила свои бумажки, протерла очки свежей бумажной салфеткой и посмотрела на Анну Африкановну очень внимательно.

– Ну, начнем, пожалуй…

«Уж давно пора, не дождусь никак», – в раздражении подумала Анна Африкановна.

Показалось ей или нет, что глаза милиционерши блеснули под очками холодным голубым светом?

Далее майор Ленская стала задавать вопросы со скоростью пулеметной очереди. Быстро разобрались с самой Анной Африкановной Лебедкиной, – кто такая, год рождения, семейное положение, где живет… Потом Африкановна без запинки ответила, сколько лет она знает Степана Сапогова – очень много, как въехали в эту квартиру двадцать лет назад, Степа еще мальчиком вихрастым был. И мать его, покойница, умирая, очень просила за Степаном присмотреть. Ну так разве за ним усмотришь? Он к тому времени уже вырос, в армии отслужил, женился, потом развелся… После смерти матери своей жизнью зажил, ей, Анне Африкановне, ни о чем не докладывал и душу не раскрывал.

– Пил? – уточнила Ленская.

– Не без этого, – согласилась Анна Африкановна, – но не так чтобы очень…

Ленская кивнула, принимая такой ответ. Портрет убитого вырисовывался перед ней довольно ясно. Жил один, ни жены, ни детей, работал оператором газовой котельной, пил в меру – определенно, у такого человека должно быть что-то за душой, какой-то секрет, как говорится, скелет в шкафу.

– Женщины? – снова задала она краткий вопрос.

– Нет, – старуха покачала головой, – не водил он в квартиру баб, это точно. Степан, он жених-то незавидный был, ни квартиры, ни денег больших. Приличная-то на него не польстилась бы, а шалава какая-нибудь ему самому не понадобилась.

При этих словах Анна Африкановна взглянула на майоршу, и на ее лице появилось вполне понятное выражение – мол, на такую, как ты, и вовсе никакой мужик не польстится.

– Тогда, может быть… мужчины?

Свидетельница производила впечатление довольно крепкой, решительной особы и вполне в здравом уме, так что Ленская решила не церемониться.

– Ну, так ходили к нему мужчины?

– Ходить-то они ходили… – нахмурилась Анна Африкановна, – да только не за тем самым.

– Вот как? – Ленская подняла брови. – Что вы имеете в виду?

– Известно что! – недовольно отозвалась свидетельница. – Чай, не девочка, сама все понимаешь! Только Степа был не из этих самых. И дурью всякой не баловался.

Ленская в сомнении покачала головой, ей многое было неясно. Патологоанатом, исследовав тело, дал однозначный ответ – покойный Сапогов наркотиков не употреблял. Вены чистые, в крови никаких химических веществ, и сам был при жизни крепким и здоровым мужчиной. Опять же способ для бытового убийства нехарактерный.

Там ведь как? Либо в пьяной драке голову бутылкой проломят, либо кухонным ножом в живот пырнут. А в данном случае никакого скандала не наблюдалось, пришел к Сапогову человек, застрелил его и ушел. То есть хотел еще и свидетельницу прикончить, да старуха оказалась боевая, сумела отбиться.

– Что знаю, то и говорю, – буркнула Анна Африкановна, – ходили к нему друзья-приятели. Но насчет пьянок-гулянок – не скажу, чего не было, того не было, лишнего наговаривать не стану. Ну, пива выпьют, поговорят тихонько, да и пойдут себе.

– О чем говорили? Чем он вообще занимался?

– Да говорила же я, не докладывал он мне! – вспылила Анна Африкановна. – А подслушивать я не привыкла! Чем занимался? Дурака валял! За то и помер!

И тут же сморщилась, прикрыла рот рукой и пробормотала растерянно:

– Господи, прости меня, грешную, на худом слове! Царствие небесное Степану-голубчику!

Ленская оторвалась от бумаг и поглядела на свидетельницу с удивлением – ну никак не походила она на богомольную старушку. Гораздо легче было представить ее не в церкви, а на партсобрании. Или на трибуне, призывающей молодежь повысить и улучшить, дать очередное перевыполнение плана.

Анна Африкановна явно смутилась и надолго замолчала, сердито глядя на Ленскую из-под насупленных бровей.

– Ну, сами посудите, – примирительно заговорила майор Ленская, – говорите, работал Сапогов оператором газовой котельной? Так котельная летом вообще закрыта, на что же он жил?

– Уж не знаю, на что жил, – со вздохом ответила свидетельница. – Сколько можно повторять – он мне не докладывал, а только все лето где-то пропадал. И осень прихватывал, пока заморозки не грянут. Встанет раненько, соберется – и нет его целый день. К вечеру притащится весь грязный, железки какие-то принесет…

– Какие железки? – подняла голову Ленская.

– Уж не знаю, я в сумку его не заглядывала, а только видно, что тяжелое и бренчит…

Ленская насторожилась. Вот теперь кое-что начинало проясняться. При обыске в комнате убитого Сапогова обнаружили кое-какие вещи, явно побывавшие недавно в земле. Отмыты они были торопливо и не слишком тщательно. Вещи оказались немецкие – проржавевшая фляга, портсигар с полустертой гравировкой «1942», большая фаянсовая кружка с нарисованной на боку кудрявой девочкой, у которой были соскоблены рот, нос и глаза, так что пухлое личико походило на оскаленный череп с золотистыми кудряшками.