Фестиваль для южного города - Чингиз Абдуллаев

– Какая знаменитость, – разозлился режиссер, – выбы слышали его бестактные вопросы. Он даже не стеснялся спрашивать меня о моейвере и моей бывшей семье. Можете себе представить? Никто не осмеливалсяспрашивать меня о моих двух прежних женах. Только этот тип.

– Вы же сами говорили, что он местный Ларри Кинг, –усмехнулся Дронго. – Нужно было подготовиться к этому интервью,постараться понять, что именно вас будут спрашивать.

– Каким образом? Я здесь один и в окружении всех этихохранников, которые ничем не могут мне помочь, – выдохнул Мовсани. –У меня нет ни секретаря, ни помощника. Даже моего переводчика убили...

– Его легко ранили...

– Какая разница. Меня лишили моего переводчика.

– Зачем вам переводчик, если вы говорите по-азербайджански.

– Мне он нужен для общения. Я мог забыть некоторые слова.

– У вас еще одно интервью, – напомнил Хитченс.

– Похоже, что в этом городе все сошли с ума, – крикнулМовсани, – я отказываюсь от всех интервью! Никаких больше расспросов, мневсе надоело.

– В четыре часа, – спокойно продолжил Хитченс.

– Вы не мой секретарь, – разозлился Мовсани. – Ясам об этом помню. Никаких больше интервью. Я устал.

– Это верное решение, – сразу вставил Дронго. – Ядумаю, будет правильно, если вы перенесете свое сегодняшнее интервью на другоевремя. В конце концов, Питер Зегер может взять у вас интервью и в самомЛондоне. Необязательно для этого было приезжать в Баку.

– Питер Зегер? – оживился Мовсани. – Нет, оннастоящий профессионал. Его я могу принять. Пусть придет в четыре часа. У негобудет масса времени...

– Вы же только что рассказывали нам, как устали и не готовык очередному интервью.

– Но Зегер – это совсем другое дело. Он европейскаязвезда, – напомнил Мовсани, – и я готов ответить на все его вопросы.

– Господин Хитченс, – отвел в сторону телохранителяДронго, – я полагаю, что будет более целесообразно отменить это интервью.

– Почему? – спросил Хитченс.

– Сегодня ночью Зегер, который не живет в вашем отеле, ужеприезжал сюда. И его видели в баре вместе с подозрительным иранцем, –пояснил Дронго.

– Сведения точные?

– Абсолютно. Их видел вместе турецкий журналист, которыйузнал Зегера.

– О чем вы там шепчетесь? – несколько истерично крикнулМовсани. – Я хочу знать. Не смейте секретничать в моем присутствии. Ктоеще хочет взять у меня интервью? Кстати, куда подевались английские газеты,почему нет представителей нашей прессы?

– У вас вечером будет их представитель, – напомнилДронго. – Кажется, боснийская журналистка Сада Анвар работает на некоторыеваши газеты.

– А ее мы как раз примем, – улыбнулся Мовсани, –сделаем, так сказать, исключение. И для Зегера тоже сделаем исключение.

– Нет, – решительно возразил Хитченс, – не будемрисковать.

– Я обязательно его приму. Мы с ним договаривались о встречееще в Лондоне. Я не могу выглядеть непоследовательным невежей.

– Но это слишком опасно...

– Господин Хитченс, – повысил голос Мовсани, – незабывайте, что это вы охраняете мою персону, а не я вашу. И только я могурешать, кого мне нужно принять, а кому отказать.

– Господин Мовсани, я назначен сюда правительством ЕеВеличества и отвечаю за свою работу, – спокойно напомнил Хитченс.

– Вот и отвечайте. А мне не мешайте. Я хочу поговорить сэтим господином Зегером. И желательно наедине. Вы меня слышите? Наедине, безвсяких свидетелей.

– Это невозможно, – возразил Хитченс.

– Вы можете закрыть разделяющую наши номера дверь и быть всвоем номере. Если понадобится, я вас позову, – предложил Мовсани.

– В таком случае мне придется его обыскать, – сказалХитченс, – что будет выглядеть не очень вежливо.

– Это ваши проблемы, – заметил Мовсани, – но ябуду разговаривать с ним один на один и без свидетелей. Как и с госпожой СадойАнвар, которая будет у меня сегодня вечером. Или вы снова будете настаивать,что вам нужно присутствовать на этом интервью? А может, вы ее тоже собираетесьобыскать?

– Давайте сделаем иначе, – предложил Дронго, –чтобы не подводить, с одной стороны, мистера Хитченса, а с другой – успокоить иего, и меня. Я предложу сотрудникам службы безопасности, которые находятся вкоридоре, обыскать журналиста, перед тем как впустить его к нам. Думаю, что такбудет правильно.

– Обыщите, – равнодушно пожал плечами Мовсани.

Хитченс, соглашаясь, кивнул.

– Но мы будем рядом, – напомнил он, – и в случаенеобходимости вам достаточно будет только крикнуть.

Зегер появился в коридоре перед дверью ровно за две минутыдо начала интервью. Потрясающая немецкая точность. Предупрежденные сотрудникислужбы безопасности тщательно обыскали его. Кроме двух магнитофонов, двухмобильных телефонов, ручки и блокнота, у журналиста ничего с собой не было. Еговпустили в номер Мовсани ровно в четыре часа дня. Зегер вошел и несколькоцеремонно поклонился, глядя на присутствующих. Он оказался мужчиной среднегороста, с начинающими седеть волосами, с помятым, словно изжеванным лицом. Подглазами выделялись припухлости, очевидно, у него были проблемы с почками. Глазаон прятал под темными оптическими очками. Одет Зегер был в темный костюм итемную рубашку без галстука. У него была двухдневная щетина, к которой он,очевидно, привык.

– Добрый день, господин Мовсани. – По-английски Зегерговорил с явным немецким акцентом. – Как видите, я пришел вовремя. Гдесостоится интервью?

– В этой комнате, – ответил Мовсани.

– А эти господа? – Зегер показал в сторону Дронго,Хитченса и Слейтера.

– Они нас покинут, – пояснил Мовсани. – Досвидания, господа. Полагаю, что за полчаса мы управимся. Нам еще нужно успетьна открытие кинофестиваля.

– Разумеется. – Зегер достал диктофон, улыбнулся,показывая крупные лошадиные зубы.

Он устроился в кресле, напротив дивана, достав оба своихдиктофона. Он уже не смотрел в сторону уходивших. Дронго вышел вместе сангличанами в соседнюю комнату, прикрывая за собой дверь. Последнее, что онуслышал, перед тем как выйти, были слова Зегера, включившего диктофон.

– А теперь, господин Мовсани, мы побеседуем об интересующихнас вопросах. Если разрешите, я начну с главного...

Дронго прикрыл за собой дверь.

– Его обыскали, – сказал он, обращаясь кХитченсу. – Надеюсь, что немецкий журналист не станет убивать английскогоподданного, пусть даже этнического фарса.