Как пройти в Ётунхейм? - Софья Максимова

— Старший брат?

— Старший, старший… Ладно, что у тебя по нехватке легенд?

Мария села на свободное переднее сидение, думая о том, как всегда Вольф обрывал большую часть разговоров о своей семье. Ужасов ей выдумывать не хотелось, а тем более — слушать о них, этих ужасов, или заставлять другого их рассказывать, так что она просто с этим смирилась. Вот и теперь она постаралась так же быстро переключиться на обсуждение своих творений.

— Почти не о чем писать, значит? Послушай-ка… — тут его лицо приобрело отнюдь не вселяющее спокойствие выражение. — А скажи мне вот такую вещь: чем Зигфрид похож на какого-нибудь потенциального крнстоносца?

Мария вытаращилась так, как будто её стали убеждать, что Донар мозговит что твой кандидат наук.

— Между ними огромная разница, — начала она, правда, очень неуверенно, смотря на друга, как будто тот бы вцепился ей в горло, вздумай она ему возразить, — и цели у них разные были…

— Разные? Хорошо, допустим, что цели похожи у Вотана и крнстоносца, а не у Зигфрида, но у них может быть гораздо больше общего, чем ты думаешь. А "Огромная разница" — вот она.

Мария вновь поняла, что что-то не до конца осознает, и посмотрела туда, куда был устремлен взгляд глаз за жёлтыми стёклами непонятно зачем прнадобившихся в самом начале апреля солнечных очков, а значит — глаз её друга. Ничего особенного она по началу не увидела, на этой улице она вообще очень редко бывала, но потом она заметила вывеску с четко видной надписью: "Огромная разница" и стрелкой, услужливо указывающей, как в означенное место попасть. Надо было идти вниз по лестнице, в подвальное помещение. Глаза девушки расширились.

— Порядочная, значит, — довольно беззлобно поддел её Вольф (за год их начавшегося в Интернете знакомства она к этому привыкла), — да приличное там место, мне ли это не известно! Пойдём, посидим, а я расскажу тебе кое-что занимательное относительно Зигфрида и крнстоносца. Вот же черти лысые и волосатые, — проскочила вторая его коронная фраза. Ещё чуть-чуть, и в Италии бы ему не поздоровилось, — и припарковаться толком негде… Пожалели бы многодетного отца!

Это был один из немногих "семейных" фактов, которые Мария знала. Сначала, а точнее — во второй день их знакомства и в первую встречу лицом к лицу, она была этому немало удивлена, но потом сама же себя корила за мышление шаблонами: разные бывают многодетные отцы: и с пирсингом, и с крашенными волосами, и с не самыми вежливыми, но, стоит отметить, оригинальными и меткими, надписями на кофтах и футболках. Правда иной раз она задумывалась, как настоящий фанат мифологии и всего с ней связанного, о странных совпадениях, которые иной раз случаются в этом мире (да и не только в этом, а во всех девяти, как она один раз пошутила), случаются ведь, что ни говори. Словом, во все то, что она так любила, она не верила и, конечно, имела на это полное право.

Сходство первое. Неконтролируемая агрессия без причины

— Главное не напиться, а то кто тебе всё расскажет. — ухмыльнулся Вольф, отпивая с не самым довольным выражением лица лимонад.

Полминуты назад они, будто забыв о сути встречи, делились новостями, причём Мария очень хорошо запомнила такой шуточный совет (она через месяц должна была уезжать на другой конец страны, чего не то чтобы хотела, и нервничала): "Главное, если чувствуешь, что тебе где-то не рады и ничем тут не помочь, стоит сделать такое лицо, будто у тебя на всех тонна компромата, который ты в любой момент готова вывалить." Тут он наглядно продемонстрировал, что имел ввиду, отчего Марии и в самом деле стало не по себе: она вспомнила с двадцать неловких моментов из своей жизни, о которых лучше было бы никогда не думать. Заметив это, друг её сделал лицо попроще, что было настоящим облегчением.

— Ладно, глупость сказал, ну да ты поняла.

— Да уж, во-первых, у меня в жизни так не получится, а во-вторых, вспоминая чудесную нашу…

— …Старшую Эдду, — картинно скривился Вольф, — мы извлечем урок…

— … того, что компромат — не самое…

— … подходящее для атаки большой компании, шантажировать надо всех по одному. Трезвым.

— Я хотела сказать, что… Не важно, — вариант Вольфа был намного более обоснован.

— Что компромат — вообще не самая лучшая штука на свете? Не скажи, не скажи… Что-то вроде и от темы далеко не ушли, но так к ней и не придём.

***

— Снова выдумал что-то несусветное и будешь заставлять меня завидовать, потому что фантазия у меня в последнее время дремлет?

— Обижаешь, Марихен, — состроил он жалостливую гримасу, а Мария чуть не заёрзала на одном месте: ей было непривычно слышать, что к ней так обращаются, — фантазии тут не надо, — продолжил он другим тоном, менее доверительным, что ли, — это у Снорри фантазии хоть отбавляй. Это ж надо придумать! Идеальное, черти волосатые, убийство… Ладно, Йольский Кот, не будем о грустном: врачи на больных не обижаются. Что за скорбная физиономия? Кого из Хельхейма возвращаем? — весело глянул он на притихшую Марию, будто думающую о чём-то и важном, и странном.

— Уж не Бальдра — это точно, — неловко улыбнулась девушка, — итак, кто же мне историю обещал? — в тон ему осведомилась она, — Аудитория у Ваших ног — наслаждайтесь моментом!

Вольф отхлебнул лимонад и начал рассказ:

***

Нильс запомнил только одно, и лучше бы он этого, честное слово, не запоминал. Это если рассказывать с позиции некоторых современных людей, убежденных в абсолютной подверженности юношеской психики любому влиянию. И что с того, что почти что девятьсот лет прошло? Всё равно ж не взрослый!

Ну а если серьёзно, то ему все равно не стоило бы это всё запоминать: не было бы потом передряг. Хотя тут уже не он это решал, а достопочтенный Предатель Героев. Об этом, конечно, Нильс ни малейшего понятия не имел. Имел бы — не стремился подняться с земли за реваншем (почему бы заплутавшему почти-что-то-есть-вовсе-без-пяти-минут-крестоносцу не победить великана? Воистину дурацкий вопрос!), но реваншу этому случиться было не дано: удаляющиеся шаги, грохотом отдающиеся в ушах у парнишки, не давали соврать. Нильса охватила, как ему казалось, настоящая ярость. О том, что же это было такое на самом деле, можно лишь догадываться, что я и советую попробовать сделать. Бывший оруженосец рассудил следующим образом: "Если не выходит ничего сделать, оружие моё ни к чему, то можно и остаться полежать — в себя прийти". Или думал