Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

За первые полтора года пребывания Андрея Юрьевича в Суздальской земле, с его появления здесь в конце 1155-го по май 1157 года, когда умер его отец, его имя ни разу не упоминается в летописи. Неясным остаётся и его статус. Местом его постоянного пребывания, очевидно, стал Владимир, но едва ли он мог ощущать себя в этом городе полноправным князем. Таковым и во Владимире, и в других городах Суздальской земли по-прежнему считался его отец Юрий Долгорукий, и мы уже говорили об этом в предыдущей части книги. Ситуация существенно не изменилась, хотя отсутствие отца, несомненно, позволяло Андрею чувствовать себя здесь более или менее свободно. А потому строительство им резиденции в Боголюбове, поблизости от Владимира, вполне вероятно, было вызвано ещё и его желанием обосноваться в собственном городе, находящемся вне юрисдикции отца.

События, так или иначе связанные с Суздальской землёй в этот короткий промежуток времени, изредка всё же привлекали внимание летописцев. Но вот участие в них Андрея Юрьевича, по летописи, никак не прослеживается.

Так, во Владимире продолжалось (или возобновилось?) строительство церкви Святого Георгия, заложенной Юрием во имя своего небесного покровителя[27], — факт, свидетельствующий о том, что Юрий по-прежнему смотрел на Владимир как на свой город. Строительство это было завершено лишь в 1157 году, уже после смерти Юрия. Годом ранее, в 1156 году, по свидетельству Тверского летописного сборника, он же, Юрий, заложил «град Москву», то есть первую московскую крепость, на устье реки Неглинной. Известие это неоднократно ставилось историками под сомнение — и именно потому, что Юрий в указанный год находился слишком далеко от берегов Москвы-реки, в Киеве. Ошибочной признавалась либо названная в летописи дата, либо имя строителя Москвы.[28] В последнем случае подразумевалось, что на самом деле Москву строил сын Юрия Андрей. Но слова летописца о том, что Юрий «заложил град», вовсе не обязательно означают, что князь непременно должен был лично присутствовать при этом: достаточно было его распоряжения, выполнить которое могли и другие. Вполне вероятным выглядит предположение, согласно которому именно Андрею было поручено следить за выполнением работ. Во всяком случае, так следует из сообщения «Повести о начале Москвы»: князь Юрий Владимирович «заповеда сыну своему князю Андрею град Москву людьми населяти и распространят». Так же могло обстоять дело и применительно к другим тогдашним начинаниям Юрия в Суздальской земле: возведению Георгиевской церкви во Владимире, продолжающемуся в Переяславле-Залесском строительству церкви Святого Спаса и строительству города Дмитрова, основанного Юрием на реке Яхроме в октябре 1154 года в честь рождения здесь его младшего сына Всеволода (в крещении Дмитрия). Строить город, очевидно, начали уже весной следующего, 1155 года, то есть в отсутствие князя в Суздальской земле. В подобных делах отец и сын должны были действовать заодно, ибо здесь их интересы совпадали. Андрей, несомненно, оценил выгоду расположения основанных отцом городов. Так, Дмитров возник там, где начинался судоходный путь по Яхроме; сравнительно близко к нему подходили и верховья Клязьмы — важнейшей торговой артерии Суздальского княжества. Как справедливо отмечал крупнейший знаток истории Москвы академик Михаил Николаевич Тихомиров, почти одновременное строительство двух городов имело своей целью «укрепить подступы к Клязьме со стороны Яхромы и Москвыреки». Ещё важнее было стратегическое положение Москвы как форпоста Суздаля и Владимира на юго-западном, самом опасном направлении. Крепость располагалась у самых границ княжества, на пути к его главным городам из Чернигова, Рязани и Смоленска, там, где сходились границы сразу четырёх княжеств. К началу 1156 года правители всех названных земель были союзниками Юрия Долгорукого, но в течение года ситуация изменилась. Строительство московской крепости — это ещё и свидетельство растущей напряжённости в отношениях Юрия и с Изяславом Черниговским, и с Ростиславом Смоленским, и с рязанскими князьями. В годы княжения Андрея Боголюбского Москва ни разу не будет упомянута в летописях — именно потому, что никакой угрозы Владимиро-Суздальской Руси с юго-западного направления не возникнет. Но вот при преемниках Андрея именно Москве придётся принимать первый удар вражеских ратей, в частности со стороны рязанских князей, и летописцы сразу вспомнят о существовании города. Так что Андрей должен был по мере сил содействовать усилиям отца по укреплению западных рубежей княжества, понимая, что со временем это послужит его интересам.

Карта 2. Владимиро-Суздальское княжество во второй половине XII — начале XIII века (по А.Н. Насонову)

Среди других событий, имеющих косвенное отношение к судьбе в эти годы Андрея Юрьевича и прямое — к судьбе Суздальской земли в целом, — смещение с кафедры ростовского епископа Нестора зимой 1156/57 года. Епископ был вызван в Киев; «и лишиша и епископьи» — кратко сообщает суздальский летописец.

Низложение Нестора стало одним из звеньев глубокого кризиса, поразившего в эти десятилетия Русскую церковь.

Ещё в 1145 году митрополит-грек Михаил навсегда покинул Киев и уехал в Константинополь, отказавшись возвращаться на Русь. По свидетельству поздней Никоновской летописи, причиной его отъезда стало «некое волнение», то есть княжеские распри, а уже пребывая в Константинополе, митрополит узнал о захвате киевского стола князем Изяславом Мстиславичем и пленении, а затем и насильственном пострижении князя Игоря Ольговича, «и того ради не приложи возвратитися на свой стол». Между тем перед отъездом Михаил оставил некое «рукописание», согласно которому без митрополита «не достоить» вести богослужение в кафедральном киевском Софийском соборе. Такое положение дел конечно же никак не могло устроить нового киевского князя Изяслава Мстиславича. Не рассчитывая на возвращение Михаила (который, возможно, в том же 1147 году и умер[29]) и не желая оставаться вовсе без богослужения в главном храме своего государства, киевский князь решил поставить на митрополичью кафедру русского иерарха и притом обойтись без всякого участия Константинопольского патриархата. Во многом этому способствовала неразбериха в самом Константинополе, где в течение почти всего 1147 года патриарший престол оставался пустым. Выбор князя пал на известного своей учёностью инока и схимника Зарубского монастыря Климента Смолятича, «книжника» и «философа», «якоже в Руской земли не бяшеть», как характеризует его киевский летописец. 27 июля 1147 года собор русских епископов поставил Климента в митрополиты. В отсутствие патриаршего благословения и вопреки «рукописанию» прежнего киевского митрополита поставление было совершено «главою святаго Климента» — то есть с использованием хранящейся в Киеве части мощей римского папы, принявшего мученическую смерть в Херсонесе, в Крыму, на рубеже I и II веков (его мощи были привезены в Киев ещё Крестителем Руси князем Владимиром Святославичем и стали главной святыней раннего русского христианства). Обращение к чудотворным мощам, по мысли участников собора, должно было компенсировать очевидное отступление от канонических правил и заменить патриаршию хиротонию — мысль, несомненно, смелая, но весьма спорная, особенно в глазах людей образованных и более или менее сведущих в догматических вопросах. Соответственно, решение собора поддержали далеко не все иерархи Русской церкви. Споры начались уже на самом соборе. Епископы Нифонт Новгородский и Мануил Смоленский (родом грек) решительно высказались против самой возможности избрания митрополита, а впоследствии посчитали это избрание незаконным и отказывались совершать с Климентом совместные богослужения и поминать его имя на литургии. В конце концов Нифонт был арестован и заточён в Киевском Печерском монастыре, а Мануилу приходилось «бегать перед Климом». Естественно, не признали Климента и в Константинополе. Патриарх Николай IV Музалон, вступивший на кафедру в декабре 1147 года, решительно поддержал епископа Нифонта в его противостоянии «злому аспиду» Клименту. С самого начала юрисдикция новоизбранного митрополита распространялась только на те области Руси, в которых признавалась власть киевского князя Изяслава Мстиславича. Юрий Долгорукий, наиболее решительный противник Изяслава, а также его союзники Владимирко Володаревич в Галиче и Святослав Ольгович в подвластных ему Северских землях считали Климента самозваным, а не законным иерархом, похитителем митрополичьего престола. Показательно, что ростовский епископ Нестор, ставленник Юрия, даже не счёл для себя возможным присутствовать в Киеве на соборе 1147 года. Всё это означало раскол Русской церкви.