Княжий сыск. Ордынский узел - Евгений Кузнецов

— Ну, не знаю… Хотя, конечно, интересно увидать дружка твоего. А ты где будешь? Тут похоронишься?

— Благодарствую за предложение, — усмехнулся мечник. — Но не хочу стеснять. Я уж послезавтра и наведаюсь в гости.

Мечник отступил к дальнему окошку светёлки. Только сейчас Роман Кириллович заметил, что на широком подоконнике свитая кольцами лежит толстая узловатая верёвка. Окно распахнулось, верёвка улетела вниз. Мечник по-кошачьи гибко нырнул вслед. Роман Кириллович свесился из окна и напряженно вгляделся во тьму. Мечник исчез.

— А верёвку-то, подлец, из моей простыни нарвал! — ругнулся боярин.

— Я убью этого московского гада! — взвился княжич Дмитрий, хватив случайно подвернувшейся под руку булавой по гладкоструганной брусяной стене думной палаты. Присутствовавшие на совещании в узком кругу единомышленников сам великий тверской князь, московский посол и думный боярин Твердило Ростиславич, свояк великого князя и, по совместительству, лучший из воевод, разом вздрогнули. Роман Кириллович, едва дождавшись утра, поспешил огорошить тверскую власть своим вчерашним приключением. А заодно и высказать великую обиду:

— Михайло Ярославович! Как же так, я к Твери всей открытой душой, а от меня такие обстоятельства скрывают. Жива, оказывается, девка-прислужница княгини Агафьи! Мало того, что жива-здоровёхонька, так её и укараулить не смогли… Я тут грамотки князю Юрию сочиняю, а она, того гляди, явится к нему пред ясные очи сама и такого наплетёт! Да ещё татарка, да ещё и лично хану Узбеку знакома, у-у-у…

Последнее завывающее и зловещее «у-у-у» прозвучало мрачной поминальной молитвой по некоторым из присутствующих.

— Поймаю! Поймаю! — опять занеистовствовал Грозные Очи.

Старшее поколение, не обращая внимания на бушующую молодость, грустно смотрело на московского посла. Твердило Ростиславич, насупясь и кривя лицо как от зубной боли, теребил золотые кисти балдахина над княжеским троном, оторвал одну, попытался приладить обратно, не сумев, отшвырнул в сторону и сказал:

— Мда-а-а…

Лицо князя Михаила выражало такую скорбную муку, что посол поперхнулся, не закончив трели.

«Ох, и достаётся мужику», — подумалось боярину Роману, и он ощутил в себе даже нечто вроде сочувствия.

Великий князь, наконец, разомкнул уста:

— Спаси тебя Бог, Роман Кириллович, справедливо ты пеняешь. Да ведь и сам помысли: девку-то украли до твоего приезда. Что мы тебе сказать могли? Вот если бы поймали, тогда б и представили. А сейчас думать надо, как дальше быть нам?

— Дозволь мне сказать, — осторожно начал посол.

Князь кивнул.

— Сашка этот обещал за ответом вернуться…

— Поймать, и в железа! — докончил княжич Дмитрий.

— Хорошо если живым возьмете. А ну как мёртвым? Кто кроме него знает, где полонянка хоронится? Мне подумалось — может, отпустить с ним боровского князя.

— Как?!!

— И они сами приведут нас к татарочке!

Князь Михаил потёр руками виски, морща кожу на широком лепном лбу, и согласился:

— Пожалуй, другого ничего не придумаешь. Твердило, ты следом за ними пусти кого половчей. Пусть себя не обнаруживают раньше времени. Упустят орёликов — шкуру спущу. Э-э-э, Митя, перестань играть железкой… Положи на место, говорю!

Князь Корней выглядел совсем плохо. Бледное опухшее чело с огромным кровоподтёком слева, замотанная какой-то грязной тряпицей рука, которую Корней прижимал к груди, и всё время баюкал другой рукой. А больше всего мне не понравились его тоскливые потухшие глаза. Тверские мечники, звероподобно косясь, завели его в комнату вслед за шествовавшим спереди боярином Романом, и остановились посередине светёлки. Боярин, подозрительно оглядев помещение, мотнул ближнику головой в направлении кровати. Когда выяснилось, что ни под ней, ни за горкой подушек, ни за занавесью с двух сторон охватывавших боярское дубовое ложе никто не прячется, Роман Кириллович отпустил мечников.

— На дворе ждите, кликну как понадобитесь, — и, вальяжно раскинувшись на лавке, произнёс:

— Егорка, пойди, принеси хоть квасу, что ли… А ты, князь, давай присаживайся, поговорим.

— Ты кто будешь? — вяло спросил Корней, опускаясь на край лавки по другую сторону стола.

Боярин Роман, видимо, решил не обижаться на неучтивость колодника.

— Посол я московский, звать Романом Кирилловичем, из ростовских бояр Всесвятских. Не слыхал?

— Нет.

— Ну, ничего, ничего голубь… Послан князьями Юрием да Иваном Московскими ко князю Михаилу розыск произвести насчёт помершей княгини Агафьи.

— Ну?

— Не веришь, вижу. А вот приятель твой шустрый мне сразу поверил. Санька-мечник. Позавчера мы за этим столом угощались, он и открыл мне про вас всё! Молодцы, одно слово — молодцы! Так вляпаться — это не у каждого дури хватит. Сашка твой, может, и выкрутится, в лесу отсидится, а твои дела плохи совсем. Ладно я вовремя вмешался, кланялся вчера князю Михаилу о тебе…

— Ну и…

— Не нукай, не запряг. Согласился Михаил показать тебя мне. Но злы на тебя тверяки, так ты их раззадорил — в ложке утопить готовы.

— Что ж не утопили? — сумрачно протянул Корней.

— Мыслю, не хочет сейчас Михаил лишний раз с Юрием цепляться, лета ждёт, в Орду ехать на разбор тяжбы. Да и я просил за тебя. Если б ты чем помог, глядишь, он и сменил гнев на милость. Тебе охотник, у которого вы квартировали, ничего про свою избушку в лесу не говорил? Нет? Ну, что ты, что ты сразу щетинишься? Экий горячий. Это я так, спроста спросил. Знаешь, я ведь, пожалуй, мог бы помочь. Тут про тебя такого мне нарассказывали… А ты парень ничего, и огонь у тебя из ноздрей не пышет и серой не пахнет. Такому помощнику любой князь рад будет. Вот и князь Михаил может по-человечески уважить. Он — строгий, но отходчивый…

Скрипнула дверь, вошёл давешний боярев ближник и, согнувшись, быстро просеменил к столу. В руках он держал большущую пузатую братину, по бокам которой висели три серебряных ковша. На крышке ведёрной посудины, заключавшей в себе, судя по всему, вожделенный боярский квас, и мотавшей Егорку из стороны в сторону, накреняясь, стояло блюдо с мочёной брусникой.

— Тебя только за смертью посылать! — ругнулся боярин и, зацепив ковшичком в братине, залпом выпил.

— Ты, князь, испить не желаешь? Хотя, конечно, квасок не тот… — в этот миг квасок выстрелил в посольский нос — боярин замер на полуслове, повращал глазами, выдохнул и закончил. — Нежели у нас в Ростове.

— Или у нас в Москве, — досказал я, вылезая из-за поставца, за которым битый час просидел, скрючившись в три погибели, укрытый пыльной половицей.