Дядя Фред весенней порой - Пелам Вудхаус

– Что?!

– Деньги. И собиралась отдать их вам.

– Откуда она знала, что я здесь?

– Чутье, – ответил граф, растерявшись на малую долю секунды.

– Но…

– Да и важно ли это? – продолжал лорд Икенхем. – Она знала. И бежала к вам, как дитя, которое спешит показать свое сокровище. А вы? Вы вели себя как трус и подлец. Не удивляюсь, что она благодарит небеса за избавление.

– Благодарит?

– Конечно. Она мне только что сказала, и я ее не виню. Нет любви, если нет доверия.

Если бы Хорес Давенпорт увидел сейчас Рикки Гилпина, он бы не поверил, что грозный взгляд может стать таким овечьим, железная челюсть – похожей на недомерзшее бланманже. Будущий Король супа выглядел так, словно его ударили по затылку мешочком мокрого песка.

– Да, я не прав, – сказал он, и голос его напоминал писк полупроснувшейся птицы.

– Вот именно.

– Я все запутал.

– Не без того.

– Где Полли? Нам надо повидаться.

– Не советую. Она не в духе. Когда вы собирались уехать?

– Вечерним поездом.

– Правильно. Полли скоро вернется. Тогда купите ей шоколада и пошлите, вложив записку.

– Хорошо, пошлю.

– А уж после этого ищите встречи. Просите, умоляйте.

– Да-да.

– При должном сокрушении все уладится. Она вас любила, значит – может снова полюбить. Я с ней поговорю, похлопочу…

– Спасибо вам большое!

– Не за что. Рад услужить сыну старого друга. До свидания, мой дорогой. Помните – шоколад. Шоколад и сокрушение.

Вероятно, мы обрадуемся, что Мартышка не видел, как дядя его докладывает об этой беседе. Если бы он видел, он бы огорчился.

– Почему вы его ко мне не пустили? – горевала Полли.

– Моя дорогая, все пошло бы насмарку. Ты бы бросилась в его объятия. А сейчас – ест из рук. Прими шоколад как можно холоднее. Пусть твой Рикки побегает, похудеет, сменит власяницу-другую – вот тогда ты его простишь. Мужчинам такого типа нельзя давать поблажки.

Полли нахмурилась:

– Так что ж нам, бороться за власть?

– Конечно. Брак – битва, а не ложе из цветов[25]. Кто же это сказал? Неужели я? Нет, какой афоризм! Обычно они приходят в голову, когда купаешься.

– Я его люблю.

– Очень хорошо. Но в браке надо прежде всего показать, кто главный. Моя дорогая жена показала очень скоро, а посмотри, как мы счастливы!

– Чепуха. Не надо. Пойду поищу его.

– Будешь жалеть.

– Пожалуйста.

– Ты подумай, как я старался!

– Спасибо вам, дядя Фред, вы меня просто спасли. Но я не хочу бороться с Рикки. Ну и пусть будет главный. Мне это нравится.

Граф глубоко вздохнул:

– Что ж, дело твое. Спорить бесполезно. Швыряешься дарами судьбы – Бог тебе в помощь. А Рикки ты не найдешь, он уехал. Потерпи до завтра.

– Это очень долго! Может, послать телеграмму?

– Нет, – сказал лорд Икенхем, – всему есть пределы. Где твое достоинство? Ну хоть притворись. Почему бы Хоресу не отвезти тебя вечером в Лондон?

– Вы думаете, он согласится? Он же ехал сюда, устал.

– И с удовольствием поедет обратно, тем более с тобой. А мы с Мартышкой отправимся этим хваленым 8.25.

– Разве вы тоже уезжаете?

– Да. Спроси Хореса, он расскажет. Если сразу не увидишь, не уходи, загляни в шкаф. Я пока что пойду сообщу новости Мартышке. Он обрадуется. Ему не понравилось в Бландингском замке. Кстати, ты его не встречала?

– Встречала. После Рикки.

– Это хорошо. А то я беспокоился насчет денег.

– Да, он предлагал, я не взяла.

– Не взяла?

– Нет. На что они мне?

– Дорогая моя, на суп! На свадьбу, если хочешь.

– Да, он что-то такое говорил, но я поссорилась с Рикки и собиралась утопиться. Какие свадьбы! А теперь… Передайте ему, пожалуйста, что я их возьму.

Лорд Икенхем застонал, хотя и негромко:

– Легко сказать! Конечно, щипцами, под наркозом, деньги я вырву. Ради тебя готов на все. Принесу к вам домой завтра часа в два. А теперь – беги ищи Хореса. Он будет рад поскорей уехать.

– Бегу. Дядя Фред, вы ангел.

– Спасибо, моя дорогая.

– Если бы не вы…

Пятый граф снова ощутил, что его обнимают, и ответил на это много теплее, чем хотелось бы строгому Мартышке. Но еще минута – и нежный голос Полли уже звучал в темноте, распевая на ходу.

А через десять минут, по пути в Маркет-Бландинг, лорд Икенхем услышал другой голос. Мартышка редко пел, тем более как жаворонок, и граф содрогнулся, подумав о том, что сейчас нанесет удар любимому племяннику.

– Мартышка?

– А, дядя Фред! Какой вечер!

– Приятный.

– Воздух! Звезды! Цветы!

– Да-да. Кстати, насчет этих денег…

– Для мисс Плум? Я как раз хотел сказать. Она не взяла.

– Э… ы…

– Она поссорилась с Рикки, ей не нужно.

– Да, но с тех пор…

– Так что пошел на почту и послал: двести – Джорджу Бадду, пятьдесят – Пуфику. Заказным. Ты представить не можешь, – прибавил Мартышка, – насколько мне легче!

Пятый граф заговорил не сразу. Какое-то время он теребил усы и задумчиво смотрел на племянника, немного досадуя, что Провидение так усложняет жизнь.

– Жаль, – произнес он наконец.

– Тебе жалко?

– Да.

– Почему? Казалось бы…

Мартышка замолчал, испуганный внезапной мыслью.

– Ой! – воскликнул он. – Неужели передумала?

– Да.

– Помирилась с Рикки?

– Да.

– Хочет деньги?

– Естественно.

– Ой, ой, ой!

– Вот, – сказал лорд Икенхем, – жаль и тебе. Я сообщил Рикки, что деньги – в кармане, и он уже видит стада алчущих и жаждущих супа. Полли я обещал принести деньги завтра в два, она тоже радуется. Трудно будет открыть им правду.

– Может, я позвоню Биллу и Пуфику, пусть вернут?

– Не вернут.

– И я так думаю. Что же делать?

Граф внезапно просиял. Его неутомимый мозг не заставлял ждать долго.