Обратная сторона радуги - Мария Евдаева

– Я так не сказала.

– Тривиальные мемуары вряд ли кого-нибудь заинтересуют. Хотя это мне действительно доступно, я фрилансер – по приглашению читаю лекции и в университете Этвеша и в менее крупных, иногда пишу очерки в исторических изданиях. За это неплохо платят.

– Так он студент?

– Кто?

– Архивариус, который меня сдал.

– Ах, Жига, надеюсь, к нему нет претензий?

Я взяла со стола черную папку.

– Еще не знаю…

Здравствуй, дорогой дневник! Меня зовут Христиан Рейтенбах. Я немец! То есть я хочу сказать, что я истинный немец, и это подтвердили, теперь у меня есть удостоверение фольксдойче! Мне посчастливилось родиться на заре новой прекрасной эпохи, современником Великого Пророка Адольфа Гитлера и стать одним из его апостолов…

…Класс! В чувстве юмора доктору истории точно не откажешь…

…Сегодня я ощутил нечто, доселе невероятное, и сразу спешу рассказать. Моё прошение о вступлении в Фольксбунд удовлетворено, и я принят в качестве стажера. Когда я об этом услышал, я почувствовал какое-то внутреннее единение с Великой Германией. Это трудно описать, но потрясающе. Мой друг Ганс, похоже, чувствовал то же самое, мы посмотрели друг на друга и заулыбались от счастья.

Восторженный писк экзальтированного дурака, как я и предполагала. Да каждый второй немецкий офицер в то время вел такой дневник. Определенно, зря теряю время. Завтра надо поехать в университет Земмельвейс, может, посчастливится найти и застать в живых каких-нибудь подруг моей тетушки. Хотя и это, честно говоря, маловероятно…

Я разочарованно бросила папку на стол, тонкие листочки разлетелись в стороны, и я вздрогнула, потому что увидела маму. Только какую-то другую, не такую нарядную и уверенную. Да это же Агнеш! Действительно, сходство поразительное.

Наверное, Христиан однажды долго смотрел на неё, а потом нарисовал портрет по памяти и украдкой любовался. Так же как я любовалась Шломо…

Я аккуратно сложила листы обратно, а мурашки продолжали бегать по спине. Значит, он действительно любил её, нелюбимых не рисуют. И что потом?

Струсил и предал искреннее чувство? Погубил любимую?

Или тут что-то другое?

Хотя зачем я гадаю, ответ же передо мной.

…Сегодня мы узнали о казни членов группы Белая Роза. Кажется, это студенты, распространявшие антифашистские листовки. Ганс назидательно сказал: «Так будет с каждым, кто посмеет усомниться в идеях фюрера». Удивительно, насколько Ганс сильнее меня духом. А меня как назло терзают недопустимые сомнения – а что же двигало этими людьми? Вдруг получится как однажды с Джордано Бруно – человека казнили, а он был прав. И вошел в историю. Я спросил у Ганса, что он об этом думает, конечно, очень осторожно спросил. Но оказывается, Ганс не знал, кто такой Джордано Бруно. Прямо так и сказал – «знать не знаю и итальяшками не интересуюсь!» – «Но ведь итальянцы наши друзья, основоположники фашизма». – «Что!? – закричал Ганс. – Немцы – вот основоположники фашизма!» Ганс, конечно, из бедной семьи и не получил хорошего образования, зато он настоящий бескомпромиссный фашист, у меня нет такого стержня.

Представляешь, дневник, Ганс только что спросил у меня, как правильно пишется – «навернека» или «наверника», вот бестолковый! Мы с Гансом решили в свободное время вести дневники для потомков. На эту идею меня натолкнуло прочтение «Михаэля», и Ганс с энтузиазмом поддержал моё предложение. Если уж мы стоим у истоков новой, прекрасной эпохи, то должны записывать всю правду, как она есть. Я допускаю, что спустя много лет не искушенные еврейским влиянием солдаты и офицеры Рейха будут гораздо сознательнее нас, но если кто либо из потомков прочитает этот дневник, надеюсь, он окажется снисходителен. И все же я должен предотвратить недоумение потомков от мне самому неприятного сарказма, но что делать, если Ганс и правда бывает временами на редкость смешон. Вообще-то я должен благодарить небеса, за то, что у меня такая замечательная семья. Мой отец, истинный ариец, человек высокообразованный и очень рассудительный, даже самые труднодоступные вещи после разговора с ним для меня всегда становились понятными. Я в такие минуты даже испытывал легкое недоумение – как же это я сам не понял… Мой дед со стороны мамы, истинный ариец, в юности писал стихи и среди друзей считался настоящим поэтом, он был на редкость красноречив, мама пошла в него. Об отце, например, она говорила: «Он умеет помещать хаотично разбросанные мысли в один удобный сосуд». Это он, действительно, умел! У него даже был свой собственный взгляд на наказания – когда я в чем-то был неправ, он не кричал и не хватался за орудия бичевания, а помогал мне найти ошибку во всей череде поступков и исправить её. Разумеется, я не мог всех их подвести и вырасти тугодумом. Книги доктора Геббельса я изучил без особого труда, но зато с особым пристрастием. Его сочинения потрясли меня! Вместе с Библией, «Майн Кампф» и «Так говорил Заратустра» я считаю их своими настольными книгами. Пристрастие в изучении чего-либо мне тоже привил мой отец, я хорошо запомнил этот разговор. Отец очень любил одну непонятную фразу – «из ложной посылки рождается неверный вывод». Я однажды попросил объяснить, и отец, как всегда «поместил хаотично разбросанные мысли в красивый сосуд». Он рассказал, что правильный вывод человек сделает, только тщательно взвесив и сопоставив все имеющиеся факты, а если он начнет принимать все на веру и делать поспешные выводы, то ничего хорошего из этого не выйдет. А потом отец улыбнулся и добавил «Всегда будь точен, ты же немец!» Наверное, отец уже тогда понимал превосходство немцев над остальными. Хотя он читал эти мерзкие еврейские книги и даже считал многие из них очень содержательными. Хотел бы я знать, что эти опасные сочинения содержали, если даже такой сознательный человек, как мой отец, угодил в их ловушку. Мы поистине счастливейшее поколение, ведь у нас есть доктор Геббельс, научивший нас гордости за свой великий народ. В принципе он поступил именно так, как учил меня отец. Он проделал очень кропотливую работу, чтобы докопаться до истины, чтобы донести её до молодежи. Например, он говорит: «Христос – первый по размаху противник евреев. Он объявил им войну. Поэтому еврейство убрало Его с дороги». А ведь так оно и было, Христос не мог быть евреем, он был их врагом, значит мы, христиане, тоже можем смело назвать евреев своими врагами. Как бы я хотел, чтобы отец смог прочитать труды доктора Геббельса. Он заслуживал это, как никто другой.

– Ирис, я тут подумал… Хотите пиццу? Вегетарианскую, грешить не придется, – его голос звучал как будто из другого мира.

– Пиццу? – я только что вспомнила, что за целый день не удосужилась даже кофе выпить. – Чем продиктована такая галантность?

– Мне просто хорошо известно, что, когда матерый журналист получает искомый материал, он начисто забывает о самых необходимых человеческих потребностях и, как правило, остается голодный. Сказывается опыт собственного отца.

– Ах, вот оно что. А разве курьерская доставка входит в обязанности историка-фрилансера?