XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера - Инга Максимовская

мужик с насмешливыми глазюками и губами, которые пахнут мятой, мать его за ногу. Короче, это он накрыл наши жизни медным тазом. Интересно, а каким накрываются жизни олигархов. Наверное золотым.

– Сегодня произошло покушение на гостя нашего города, почетного жителя, известного всем мецената, политика, миллиардера Егора Холода. Есть пострадавшие. Во дворе дома по улице… – голос диктора прорывался в мое сознание словно сквозь вату.

Я не слушала. Смотрела на изображение родного двора, на пятна крови на асфальте, взятые крупным планом, и на галстучную булавку, валяющуюся на земле и не могла даже шевельнуться.

– Нам еще предстоит выяснить, что делал в дешевом районе богатейший человек страны и почему в него стреляли. Полиция считает…

– Да жив он, ты чего, – погладила меня по голове мама, – упырь проснулся. А я говорила. Когда эта псина появляется рядом, жди беды. Я ведь его лично похоронила, вот этими вот руками. Выполз, падла из преисподней. Чеснок надо развешивать. Хотя аура тут, конечно…

– Мама, что ты несешь, – наконец обрела я дар речи. – Не бывает на свете упырей это сказки.

– Раскраски. Ты вон убитому этому расскажи, которого подстрелили, что бывает, а чего нет.

– Убитомууууу, – зарыдала я, – мамочка. Да как так-то? Там же пострадавшему сказалиииии.

– Тю, они наговорят. Только слушай. Брешут, как дышат. Ты слушаешь меня? Ау? И вообще, твой от…

Договорить она не успела. Дверь избушки распахнулась и на пороге возник монстр. На черной его морде горели безумием мутные глаза, за спиной повисли опаленные в геенне огненной крылья, рога на голове стремились к закопченному потолку.

– Девки, это трындец, – прорыдало чудище протянув в нашу сторону скрюченные когтищи, но его голос потонул громоподобных воплях, издаваемых четырьмя глотками и кошачьем вое.

Егор Холод

Я знал. Всегда знал, что никогда нельзя возвращаться в ужасное прошлое. Знал и все равно поддался на уговоры. Чертов город, выжидал, словно ядовитый паук, пока я прилипну к отвратительной его паутине, чтобы запустить в меня свои отравленные, омерзительные жвала. И я снова цепенею, чувствуя себя беспомощным мальчишкой, что мне очень давно несвойственно.

– Ты как, братишка? – простонал Мишка, поднимаясь мне навстречу с больничной койки, застеленной белоснежным постельным бельем. У нас такого в интернате не было. Спали, как свиньи, укрываясь кусачими потертыми одеялами. Мне, домашнему ребенку, было страшно даже дотрагиваться до красотищи сначала. Но привык я быстро. Мы вообще учились быстро.

– Ты дурак? – удивленно приподнял я бровь, стараясь не показывать другу своего страха. – Тебя чуть не убили, а ты задаешь идиотский вопрос, заранее зная на него ответ. Хреново я, братишка. Сначала нас мудохают три полудурочные бабы, как щенков. Потом ранят моего лучшего друга, покушаясь на мое убийство, между прочим. А я валяюсь в луже, как трусливый деревенский хряк и думаю, что тебя грохнули. И что на твоем месте должен был быть я. Зашибись попиарились, а братишка? Электорат в потолок ссыт от восторга. А как же, зажравшегося козла в их городе подстрелили. Супер, а?

– Хотели бы убить – убили бы. И тебя и меня, – хмыкнул Михуил, надевая на себя пиджак заляпанный подсохшей кровью. – А так – царапина. Киллер или не профи, что сомнительно, учитывая какого бобра ему заказали завалить, или просто работал на устрашение. И ему удалось, кстати, напугать тебя. Своей цели он достиг. А теперь давай думать, Горыч, кому ты так на хвост наступил в этом городишке, что на тебя пошла охота? И Промсарделька эта не просто так появилась. Ищи связь.

– Думаешь это она с винтарем на крыше залегла? Я бы на это посмотрел, – ехидно поинтересовался я, представив неуклюжую девку. Черт, организм сразу среагировал на мои мысли неправильно. Вот совсем неправильно.

– Я бы не удивился, – в голосе Мишки и грамма насмешки не было. – Эти летучие обезьяны способны на все. Надо их найти и вытрясти из подлюк все, что они знают. Должна быть какая-то связь между тобой и этой толстой мартышкой. Почему именно ее натравил на тебя заказчик? Просто так? Вряд ли. Думай, брателло.

– Миш, я знаю связь между нами, но это тупик. То, что нас объединяет давно мертво. Он сдох, как пес, слышишь? Приполз ко мне, за помощью, а я послал. Знаешь, как долго я ждал того момента? Целую жизнь. Ты знаешь, лучше других. Сдох, подонок, в муках и нищете. Миш, это ирреально. Эта связь фантомная, – прохрипел я, дергая галстучный узел, превратившийся в удавку. – Она – Зина, дочь моего отчима.

– Да ладно, – ошарашенно сказал Михуил, – ты не путаешь ничего?

– Фото видел у них в альбоме, – я откинулся на спинку неудобного кресла, чувствуя, зарождение панической атаки. Давненько они меня не посещали, с тех самых пор, как я посетил могилу монстра, удостоверился, что ему не выбраться из-под тонны земли.

– Ты мог ошибиться. Мало ли похожих людей, – неуверенно сказал Миха.

– Нет, эту мразь я узнал бы из миллионов. Миш, ты ведь помнишь, он пришел ко мне, предлагал завод свой гребаный выкупить, подыхающий, которым он так гордился. Я его у него забрал просто так тогда. Щелчком пальцев, времена такие были простые. Как он у меня мать и детство отобрал, так я его детище взял и уничтожил. С землей сравнял. Пригнал бульдозеры и все под чистую. Эта мразь себя великим считал, а я его опустил ниже плинтуса. Помнишь? За все ему отомстил одни махом. За то, что мать моя меня на сытую жизнь променяла, за ее синяки вечные. Он выбросился из окна, опознавать там нечего было. Его бывшая жена узнала по наколке на руке и родинке в интимном месте. Это он сдох тогда. Я уверен. Гада даже похоронили за оградой, я постарался. Нечего ему среди порядочных людей делать было, даже на погосте.

– Помню я все, – поморщился Мишка. – Горыч, баб надо найти. Компромат на тебя собирал заказчик не просто ради любви к искусству. Тебя хотят уничтожить. Планомерно работают в этом направлении. Сегодня нас пугали, но скоро подонок перейдет к активным действиям. Что-то мне подсказывает, что тебя просто планомерно загоняют. И конец будет очень закономерным. Ты должен будешь сдохнуть потеряв все. Типа карма. Догадайся, чьих рук дело? И матушка этой толстой лошади в деле, сто пудово. А