XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера - Инга Максимовская

– Иди, иди. Там тебя и примут. Не Холод, так полицейские. Или ты думала вас за тубзик и попытку проникновения будут козинаками угощать и какао поить? – вырвала с мясом мою уверенность в том все будет хорошо, гадкая Катюха. – Вы теперь вне закона. Давай уж я схожу к тебе. Мать твою, Тамару Палну, прости господи, успокою, да трусов тебе притащу твоих стремных.

– Я не могу маму оставить, – сказала я решительно, – и Чучмечку тоже. Тем более, что у мутер сейчас не самые лучшие времена. Она вчера весь дом чесноком обвесила и кол вроде точила ночью из табуретной ножки. Но я не уверена. В общем, мне домой надо.

– Вместе пойдем, – задумчиво пробормотала Лизка. – Мать твою тоже увести надо, во избежании. Она нас сдать может. Да и женщина с колом нам может пригодиться. Перекантуемся в доме моей бабки покойной, ту явку не знает никто, даже вы. Там правда удобства на улице и отопление печное. Печное. Варькина. Знаешь, что это означает? Что ты не подходишь к нему на километр.

– И Чучмечку, – у меня аж горло перехватило от перспектив. Жить под одной крышей с мамулей в съехавшем парике и двумя неадекватными идиотками. Приключение может стать фатальным для всех.

– Объявляю операцию – «Сбрось маму с поезда». – хмыкнула Лизавета.

– И Чучмечку, – как попугай повторила я, все еще надеясь, что этот ужас мне просто снится.

– И Чучмечку, – хмыкнула подруга и полезла в шкаф.

Через час мы стояли возле моего родного подъезда в самом идиотском на свете виде.

– Думаю, мама всадит кол нам в сердце, когда увидит, – обреченно вздохнула я, поправляя съехавший набекрень беременный живот, сооруженный из подушки. Мохеровая шапка на моей голове, воняла как задница гориллы и жутко кололась, от чего капельки пота, стекали по моему лбу прямо в глаза. Варькина, одетая как Апполинарий Рюрикович, в пуховик и треники с пузырями на коленях, почесала лицо на которое была криво приклеена бороденка в стиле «сельский поп», только слегка прореженная и покоцанная. В целом сейчас она была похожа на шелудивого алкоголика в последней стадии дистрофии.

– Зря Лизка отказалась собаку изображать, – хмыкнула Катька, поправив на голове картуз. – Ей бы пошло. Кстати, там машина стоит интересная, а в ней два амбала. Да, жаль, что наша красотка отказалась, сейчас бы задрала ногу им на колесо, и рассмотрела субчиков поближе. Иди уже, дорогая, пока нас не раскрыли, – радостно гоготнуло бородатое оно, и ущипнуло меня за зад. Я взвизгнула и понеслась к подъезду, как ужаленная, заливаясь дурацким смехом. Подушка, заправленная в штаны, задорно подскакивала. А что, старик Станиславский бы мной гордился, наверное.

– Ты меньше резвись. На сносях бабы так не скочут, возьмут нас за зады наши, будешь знать, – недовольный голос подельницы слегка охладил мою радость. Я влетела в родной коридор, сдирая на ходу чертову шапку и едва не сбила с ног пожилого мужчину, который спускался по ступеням в полной темноте, почему-то.

– Простите, – мазнув взглядом по незнакомцу, икнула я. Где-то я видела этого человека. Но я сразу же забыла о незначительной встрече. Взлетела по лестнице и заколотила в родную дверь, которая тут же открылась и мне в физиономию выплеснулось ведро воды. Я проморгалась и уставилась на маму, глаза которой фанатично блестели в сумраке подъезда.

– Это святая вода, чертово упырье, – выкрикнула родительница, потрясая зажатой в руке ножкой от стула. Варькина за моей спиной хрюкнула.

– Ма, послушай, – я вышла вперед, стараясь не делать резких движений. – Надо уходить. У нас есть тайное убежище. Собирайся быстро.

– Зина, ты, что ли? А с животом что? – засуетилась мама, складывая в пакет, выдернутый из другого пакета связки чеснока, песцовую шапку и Чучмечку. Слава богу без лишних вопросов. И то дело.

– Это у нее газы, – подала голос Варькина. – Тамара Пална, вы как себя чувствуете? Может галоперидолу вам?

– Лучше чем ты. У меня хоть волосы на морде не колосятся, – хмыкнула моя родительница, и я поняла, что в ближайшие дни мне предстоит нечто фантасмагоричность. – Кстати, дочь. Тот симпатичный молодой человек приезжал, которого ты кипятком окатила. Оставил свою визитку. Сказал, как ты появишься сразу звонить. И вообще при любой проблеме. А еще он сделал так, что нам дали воду горячую. Ты же бойлер уничтожила. Симпатичный юноша, и тебя любит как мне кажется. Я даже думала его на упыря натравить. Как думаешь, поможет?

– Не поможет. И любить он не умеет, он вообще меня выпороть хотел.

– Ооооо, – восхитилась мамуля.

Я выдохнула, вырвала у матери из рук орущую Чучу, посадила ее в переноску. Напялила на маму пальто и достала мобильник, чтобы вызвать такси. Визитку Холода спрятала в карман. Кто знает, вдруг пригодится.

– Валить пора, – хмыкнула Варькина, не сводящая глаз со двора. – Окна у вас, конечно… Мыть их надо иногда.

– ТЫ еще поучи, – взвилась мама. – Тоже мне…

– Холод прибыл. Видно амбалы все же поняли, что беременные бабы такие антраша крутить не могут, – рявкнула подруга. Валим. Он уже почти в подъезд зашел.

– Через чердак пойдем, – гаркнула моя родительница и подхватив переноску, первая бросилась к выходу, пряча в карман свой импровизированный кол. – У соседнего подъезда есть выход сквозной. Оторвемся. Потом все мне расскажете, паразитки. Что опять натворили? Снова затопили целый квартал, как в прошлый раз, или опять дерево свалили на котельную? Тепла из-за вас, паразитки, почти месяц. Выдеру, как сидоровых коз.

– Мам, давай потом, – голос Холода уже заполнил собой все пространство подъезда. Он отдавал приказы своим подчиненным, и мне хотелось остаться, чтобы он меня поймал и снова дергал бы свой ремень, прожигая меня взглядом.

– Ходу, – прошипела Варькина, заметив мое замешательство. Я ломанулась за мамулей, бодро работающей руками и ногами на чердачной лестнице. Чучмечка смотрела из переноски обезумевшим взглядом и пыталась мяукнуть, но вместо этого из ее глотки несся жалобный сип. И я ее понимала.

Через пятнадцать минут мы наконец остановились в паре кварталов от нашего дома и я смогла таки вызвать такси.

– Представляешь, как красавчик удивится? Упустил птичку, – хихикнула мама и полезла в карман.