Стильная жизнь - Анна Берсенева

– Сейчас я тебя вымою, будешь ты у меня чистенькая девочка, не будешь меня стесняться, – приговаривал он, проводя мыльными руками по Алиным ногам.

– Я тебя не стесняюсь, Илюша, – проговорила Аля, прижимаясь мокрой щекой к его голове. – Я тебя люблю…

– Ну и умница, что не стесняешься. Раздвинь ножки, во-от так, милая… Вот видишь, и все, и ничего нет.

Он выключил душ и на шаг отступил от ванны, любуясь Алей. Потом снова подошел к ней, наклонился, губами собирая дрожащие капли воды с ее бедер.

– Как же ты мне нравишься! – произнес он. – Какое же тело у тебя… Изумительное!

– Да что же изумительного? – искренне удивилась Аля, гладя его склоненную голову. – Обыкновенное, по-моему, худое…

– Глупости какие! – Илья поднял на нее сверкающие золотом глаза. – Ну, может, для Рубенса какого-нибудь и не подходит, а для меня – в самый раз. Такое оно все изгибистое, такое… точное, вот какое! Ты знаешь, – улыбнулся он, – меня ведь это в первую же секунду поразило, когда я тебя увидел. Помнишь, ты на подоконнике сидела? Ты ведь не думала тогда, как выглядишь, я видел, что ты не стараешься никак выглядеть. Но ты вся была – отчаяние, ты каждым своим изгибом его выражала. Вот здесь оно у тебя даже было, отчаяние, в этой ямочке, – тихо засмеялся он, целуя Алину руку у сгиба локтя.

– А сейчас? – спросила Аля с ласковым любопытством. – Что у меня сейчас в этой ямочке?

– Сейчас? Я еще не понял, – покачал головой Илья. – И это так прекрасно, я от этого просто весь горю! Алька, ты так… Ты меня так возбуждаешь! А сейчас, мокрая – вообще… Я тебя снова хочу, – произнес он, виновато глядя на нее.

В его взгляде мелькало смущение, и это было так удивительно – смущение в его взрослых, прозрачных глазах…

– Хочешь – и что же? – улыбнулась Аля, любуясь его виноватым лицом.

– И не решаюсь! Напугать тебя боюсь, опять больно тебе сделать…

– А ты не бойся! – рассмеялась она. – Я вот нисколько не боюсь, даже сама удивляюсь.

– Тогда не удивляйся!

Илья подхватил ее на руки, но, перед тем как нести обратно в комнату, наклонился и снова собрал губами капельки на ее животе, припал лицом, вдыхая чистый запах кожи, щекой касаясь мокрых вьющихся волос.

– Ни секунды больше не могу ждать. – Голос его рокотал немыслимой глубиной. – Пойдем, вся ночь – наша…

Проснувшись, Аля не могла понять, рано сейчас или поздно.

Она уже успела отвыкнуть от постоянного полумрака, царящего в старых домах в центре. В тушинской новостройке всегда было светло, первые утренние лучи сразу попадали в комнаты, особенно на верхних этажах. Поэтому ей показалось, что утро еще только начинается – часов семь, не позже.

В следующее мгновение Аля увидела Илью, лежащего рядом с нею на кровати, – и ей стало вообще не до времени. Он был так красив во сне, какой-то особенной, мужественной красотою! Одеяло сползло на пол с низкой тахты, открывая все его обнаженное тело, – и все его тело принадлежало ей, как и ее – ему…

Аля не хотела его будить, она могла до бесконечности любоваться им, спящим. Она рассматривала его лицо, полное покоя, в котором даже сейчас, во сне, чувствовалось сдержанное благородство черт – высокого лба, плотно сжатых губ, прямых тонких бровей.

Взгляд ее скользил по всему его телу, плотно покоящемуся на необычно темной постели. В теле Ильи чувствовалось то же благородное изящество, что и во взгляде, в посадке головы, в походке. То, что грудь и живот густо поросли темно-русыми волосами, не казалось грубым, потому что находилось в гармонии со всеми его крупными, тяжеловатыми формами.

Илья лежал, чуть раскинув ноги, и Аля вспомнила, как он до сладкой боли сжимал ими ее бедра; дрожь охватила ее при одном воспоминании…

У нее до сих пор болело все тело, и внутри все ныло. Правда, это была какая-то особенная боль – ощущение не разбитости, а сладкой истомы. Но вставать все равно не хотелось, даже шевелиться не хотелось – только лежать, смотреть на спящего Илью.

Аля неслышно перевернулась на живот, подперла подбородок кулаками и отдалась воспоминаниям – недавним, вчерашним; остальных просто не существовало в эти минуты.

Как она ни храбрилась перед ним, говоря, что совсем не боится, – ей все-таки было больно, и во второй раз тоже.

– Алечка, милая, – шептал он, – ничего я не могу поделать… От этой боли все равно не уйти…

И он старался ласкать ее нежнее и дольше, чтобы отвлечь от неизбежной боли.

– Но как же я испугался сразу! – сказал Илья, когда они во второй раз отдыхали, лежа рядом друг с другом. – Я подумать не мог, что ты в первый раз. Ведь тебе уже лет восемнадцать, наверное?

– Девятнадцать, – ответила Аля.

– Ну вот, девятнадцать лет, в ГИТИС поступаешь…

– Что, полный идиотизм? – спросила Аля.

– Да нет, что ты! – Перевернувшись на бок, Илья притянул ее к себе и поцеловал. – Наоборот… Но большая редкость, это правда. Как же ты не побоялась идти домой к едва знакомому мужику? А вдруг бы я оказался маньяком?

– Ну, значит, я влюбилась в маньяка, – улыбнулась Аля. – От судьбы не уйдешь.

Наверное, было уже совсем поздно: тьма сгустилась за окном, уличные огни дробились в оконном стекле.

– Илюша, мне надо позвонить, – осторожно сказала Аля. – Я ведь должна хотя бы предупредить, что не приду…

– Ну конечно! Хочешь, я скажу что-нибудь твоим родителям? – предложил он.

– Что? – спросила Аля. – Что же ты можешь им сказать?

– Ну, не знаю… Что велишь, Саломея! – улыбнулся он. – Но конечно, смотри сама. Ты же лучше знаешь, что надо…

– Откуда мне лучше знать? – пожала плечами Аля. – Мне никогда не приходилось такое им говорить.

Илья принес к кровати телефонную трубку и сам набрал номер. К счастью, дома трубку взял папа. Объяснять маме, почему она не придет и у кого будет ночевать, казалось Але просто невозможным. Она ни разу не говорила родителям об Илье и представляла, каким шоком должен был стать для них ее неожиданный звонок.

– Алька, слава богу! – услышала она взволнованный папин голос. – Почему ты не предупредила, что задерживаешься? Ты где? У метро встретить тебя?

– Да нет, пап, не надо встречать, – выдавила из себя Аля. – Я, знаешь…

Ей вдруг стало так тоскливо, что хоть плачь – впервые за сегодняшний вечер. До сих пор она вообще не думала о родителях – да и кто стал бы думать о родителях в такие минуты! – и ей казалось, совсем просто будет сообщить им, что она остается у Ильи.

«Может, сказать, что мы с Нелькой в гостях? – малодушно подумала Аля. – Что переночуем у подружки?»

Она представила себе их лица, их тревогу и ясный свет абажура над овальным кухонным столом… Это обожгло ей сердце, заставило вздрогнуть, как от боли – но только на мгновение. Она отогнала малодушную мысль.