Стильная жизнь - Анна Берсенева

Илья на мгновение разжал объятия, и Аля отпрянула от него, как будто боялась, что он сам ее оттолкнет. Но он только заглянул в ее мокрое лицо – и тут же снова привлек к себе.

– Теперь уж точно замерзла, – произнес он дрогнувшим голосом. – Волосы мокрые, щеки холодные…

Усы у него тоже были мокрые: Аля почувствовала это, когда он прикоснулся губами к ее щеке, к уголку губ…

Они перешли наконец дорогу и, все убыстряя шаг, почти побежали вниз по Тверской. Аля не спрашивала, куда они идут.

Не дойдя до памятника Юрию Долгорукому, они свернули налево, в переулок, круто спускающийся к Большой Дмитровке.

– Вот и еще один экскурсионный объект, – сказал Илья прежним, спокойным голосом. – Дом МХАТа, весь в мемориальных досках. Я на них, правда, еще не обозначен, но имею честь здесь проживать. Зайдем, Алечка, нельзя же мокрыми в ресторан идти.

Едва они вышли из лифта, за дверью квартиры раздался звонкий лай.

– Твои родители дома? – спросила Аля.

Она впервые подумала об этом, да и то как-то мимоходом, без смущения.

– Думаешь, это они лают? – засмеялся Илья. – Нет, это Моська. Мы с ней вдвоем здесь обитаем.

Моська, встретившая их на пороге, оказалась небольшой симпатичной собачкой, белой в коричневых и рыжих пятнах. Она радостно запрыгала вокруг Ильи, умудрилась даже допрыгнуть до его лица и лизнуть в щеку. Потом обнюхала и Алю, лизнула в ладонь.

В детстве Аля любила собак, и ей до слез было жаль, что общее собрание коммуналки раз и навсегда постановило никакого зверья в квартире не держать. А потом любовь к собакам как-то забылась, и на новой квартире заводить их тоже не стали.

– Милая какая! – сказала она. – Это дворняжка?

– Да нет, даже наоборот, – ответил Илья. – Моська у нас редчайшая, в Москве всего одна такая.

– Надо же! – удивилась Аля. – А на вид – чистая дворняжка. Симпатичная…

– В этом весь кайф, – усмехнулся Илья. – На вид дворняжка, со всем ее беспородным очарованием, а на самом деле – гладкошерстный английский фокстерьер. Самая деликатная порода, врожденно интеллигентная. У королевы Елизаветы такая, – добавил он. – Отцу подарили, когда он в Англии на гастролях был. Она у нас вообще-то старушка уже. – Он ласково почесал Моську за ушами, похлопал по спине. – Мосенька, у-у-у, собаченька, знать, она сильна…

Появление Моськи помогло Але немного прийти в себя. Несколько минут назад, входя вслед за Ильей в подъезд, она чувствовала себя как во сне. Голова у нее кружилась, звонкие молоточки стучали в висках, и ноги подкашивались, когда она поднималась по лестнице к лифту.

Она не знала, как поднять на Илью глаза.

Теперь же, когда они стояли в небольшой прихожей и Моська доброжелательно обнюхивала Алю, ей показалось, что стесняться нечего. Все будет так же просто и мило, как появление этой смешной собачонки. Может быть, Илья предложит ей чаю или что-нибудь покрепче «для сугреву», она переоденется в ванной в его старые джинсы…

Она сняла мокрые туфли, положила сумочку на подзеркальник. Моська ушла куда-то в глубь квартиры. Илья с Алей стояли в прихожей, в полушаге друг от друга.

– Как я тебя хочу – у меня голова кругом идет, – произнес он незнакомым, охрипшим голосом. – Что толку притворяться? Не бойся меня…

Эти слова могли бы показаться грубыми и в самом деле пугающими, если бы произнес их не он. Но в его глазах стояло такое неудержимое желание, такая прямая сила чувствовалась в его руках, когда он обнял Алю, что было уже все равно – что именно он сказал.

Он сказал то, что чувствовал сам и что чувствовала она, – и действительно не было смысла притворяться.

Они шли по коридору медленно, не отрываясь друг от друга. По дороге Илья включал свет, но неяркий, скорее полусвет, в котором все приобретало волнующе-расплывчатые очертания. Даже паркет казался таинственной темной рекой.

Да Аля и не видела ничего, кроме его лица. Золотились усы над изогнутыми, полуоткрывшимися губами, блики плясали в прозрачных глазах, усиливая ощущение трепетной страсти, которой было пронизано все его тело.

Посередине комнаты лежал ковер; Аля остановилась, почувствовав, как ступни утонули в мягком ворсе. Илья опустился на колени, обнял ее ноги.

– Какая же ты красивая, – выдохнул он. – Я к рукаву твоему случайно прикасаюсь – и как представлю, что под ним твоя кожа, все твое тело… В глазах темнеет! Разденься, прошу тебя, разденься передо мной, дай мне тебя наконец увидеть…

Он только просил ее раздеться, но голос его, и без того глубокий, с каждым словом набирал такую силу, которой невозможно было противиться. Да она и не хотела противиться. Наоборот, она чувствовала, какое это счастье – раздеваться, чувствуя на себе его взгляд, ей хотелось испытать это счастье, утонуть, раствориться в его взгляде.

Илья отпустил ее колени, чуть откинулся назад и присел на пятки, глядя на Алю снизу вверх.

– Не бойся меня, – повторил он. – Ну же, не бойся, моя Марусенька…

Аля расстегнула пуговки на «болеро», стянула сначала один, потом другой узкий рукав. Второй рукав застрял на локте, и она дернула его со страстным нетерпением. Пиджачок упал к ее ногам на ковер, обнажая плечи. Они всегда казались Але слишком острыми, непривлекательными, но сейчас она совершенно не думала об этом. Она чувствовала, что все ее тело отвечает его страсти, и какая разница, как выглядят плечи, руки, если они переполнены им, тянутся к нему?.. Он почувствует…

Лифчик под топиком был ажурный, черный и без бретелек. Аля вообще не собиралась его надевать: отсутствие лифчика на ней могло быть и незаметно. Но все-таки надела, и теперь расстегнула его, обнажая маленькую, упругую грудь, и почувствовала, как вздрогнул Илья, увидев ее.

– Чудо какое… – прошептал он. – В жизни я такой красоты не видал…

Она не чувствовала ни капли стеснения. Какое могло быть стеснение в этих волнах, которые накатывались на нее из его глаз? Он любил ее взглядом, только теперь Аля поняла, что это такое. Она расстегнула «молнию» на черных брюках, они соскользнули на пол от одного легкого движения ее бедер, и Аля помедлила мгновение перед последним движением…

Когда она остановилась перед ним, совершенно обнаженная, глядя счастливыми и туманящимися глазами, Илья снова качнулся к ней, спрятал лицо у нее в коленях. Руки его обхватили ее талию, скользнули вниз по бедрам, лаская и горяча.

– Спасибо тебе… – произнес он с той хрипловатой нежностью в голосе, от которой у Али замирало сердце. – Каждым движением ты мне душу и тело переворачиваешь… А меня… Милая, меня ты разденешь? – Он поднял на нее глаза, в которых горело любовное нетерпение. – Прошу тебя, совсем хорошо мне будет…

Наклонившись и не произнося ни слова, Аля расстегнула пуговки на его рубашке до самого живота, а потом, присев рядом с ним, поцеловала его грудь, темные, напрягшиеся соски в густых волосах, расстегнула пуговки дальше, дальше скользнули ее губы…