Три мужа и ротвейлер - Наталья Александрова

Пришлось надеть брюки и мой любимый серовато-зеленый свитерс высоким воротом.

В половине шестого я уже поджидала Эрика у его двери налестничной площадке.

В последний момент мне вдруг никуда не захотелось идти, да истрашно было, но раз обещала человеку, то слово надо держать.

Он вышел из лифта и чуть заметно поморщился.

— Добрый вечер, — выдавил он неохотно.

— Добрый вечер, — ответила я.

Во мне проснулись вчерашние подозрения. Все-таки он оченьстранный. Вчера чуть не умолял меня прийти к нему, чтобы присмотреть за ним, асегодня морщится и разговаривает сквозь зубы.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я.

— Как обычно, — услышала я короткий ответ.

Я собралась было распрощаться, с этакой неблагодарнойличностью и идти себе восвояси, но что-то подсказало мне взглянуть на часы.Семнадцать тридцать ровно. Стало быть, сегодня Эрик приехал с работы чутьпораньше, потому что обычно мы встречались с ним у лифта в семнадцать тридцатьтри.

— Не подумайте, что я навязываюсь, но вчера вы самипросили меня прийти, — спокойно и доброжелательно сказала я, мне нужнобыло протянуть несколько минут. — Так что я уж и не знаю, как быть. Выхотите сказать, что я могу быть свободной?

При таком раскладе любой мужчина, разумеется, если он незаконченный хам, почувствует себя виноватым.

— Нет-нет, — воскликнул Эрик, — я очень вамблагодарен…

После этих слов он замолчал, лицо его покрылось бисеринкамипота и опять приобрело то отсутствующее выражение, которое я привыкла видеть,когда мы ехали с ним в лифте. Так продолжалось минуту, как раз столько временинужно, чтобы доехать до моего четвертого этажа, отметила я про себя. Потом Эрикочнулся, поглядел на меня жалко и растерянно, совсем как Валентин Сергеевич вбольнице, а потом все стало как раньше. Эрик был смущен, но надменное выражениеисчезло с его лица, он стал разговаривать, быть может, и слишком горячо, но какчеловек.

— Добрый вечер, Лариса… Знаете, я думал обо всем, чтопроизошло вчера и решил, что не могу взваливать на вас свои проблемы. И мне такнеловко.., женщина, молодая, привлекательная, видит меня в неприглядном виде. Янахожусь в бессознательном состоянии, мало ли что я могу натворить…

Должна признаться, что его слова о молодой привлекательнойженщине вызвали у меня легкое приятное головокружение, и я даже пожалела, чтоне надела черное платье, но вовремя опомнилась. Сделав вид, что не придалазначения его словам, я прошептала:

— Эрик, давайте не будем обсуждать все это на лестнице.Соседи могут наблюдать за нами сквозь дверной глазок. Вы же не хотите меняскомпрометировать! Я девушка честная и не хочу, чтобы видели, как я уговариваювас впустить меня к себе в квартиру. Так что давайте, пока не поздно, скореетуда войдем.

Эрик посмотрел на меня печально и серьезно, ему было явно недо моего игривого тона. Мы вошли в квартиру, и тут я поняла, что жутко хочуесть. Сегодня был такой длинный и беспокойный день, я как-то не успела подуматьо еде и, кроме завтрака, достаточно плотного, надо сказать, ничего не ела, аскоро шесть. Ноги сами повели меня на кухню.

Я решила, что уж если сижу тут нянькой при великовозрастномдитяти, то имею право хотя бы на скромный ужин. Не подумайте, что я плоховоспитана, просто привыкла заботиться о себе сама. Кстати, Олег, когда мыссорились перед разводом, утверждал, что я сама — единственное существо, окотором мне приятно заботиться, остальные, даже мужья, стоят у меня не навтором, а где-то на десятом месте. На что я отвечала, что все мои мужья не калекии не грудные дети, вполне сами могут о себе позаботиться. Не помню, чемкончился наш разговор, но к единому мнению мы так и не пришли.

Эрик притащился за мной, устало волоча ноги. Я взглянула нанего и вдруг заметила, какой он худой и бледный, и под глазами синяки.

— Вы не больны? — спросила я и тут же осеклась,уразумев всю глупость заданного вопроса.

Разумеется, он болен. Но вот чем? И откуда взялась такаястранная болезнь — приходить в бессознательное состояние и работать накомпьютере. В голове моей бродили кое-какие мысли после того, как я провелацелый день, читая записки Валентина Сергеевича, но ничего конкретного я сказатьЭрику пока не могла — уж очень много информации я получила в последнее время,моя бедная голова не в силах была все переварить.

Пока я разбиралась с содержимым холодильника (я делала этодостаточно долго не потому, что нечего было приготовить на ужин, а наоборот —холодильник был буквально забит всяческими полуфабрикатами, из чего я сделалавывод, что никакая женщина не приходит сюда больше чем на несколько часов —выбор продуктов был абсолютно мужской), Эрик уныло сидел за столом, машинальнобарабаня пальцами. И вот, когда я наконец определилась и засунула цыпленка вмикроволновку, а овощи для салата — в мойку, Эрик вдруг резко встал,прикоснулся рукой к виску, поморщившись от боли и вышел в гостиную. Яустремилась за ним.

Дальше все развивалось по вчерашней схеме, с тем толькоотличием, что я была готова к странному зрелищу, что предстало моим глазам, ине воспринимала его со вчерашним испугом и удивлением, а наблюдала внимательно.

Лицо Эрика так же, как и вчера, осунулось и помертвело,стало неживым пустым лицом манекена. И в то же время мне показалось, что в еголице проступили какие-то чужие черты, сквозь его лицо, как на проявляемойфотопленке, незаметно проступило сходство с другим человеком… Сходствонастолько неуловимое, что его можно было и не заметить, но я-то была вся —внимание…

Это было не сходство черт — физически лицо его, разумеется,ничуть не изменилось, — а скорее неуловимое сходство выражения.

Я мало знала Эрика, но уж настолько-то успела изучить еголицо, чтобы понять, что черты его искажены чужим выражением.

Эрик так же, как и вчера, механически двигался по комнате, вточности повторяя вчерашние маршруты, точно так же сел за компьютер, включилего… Нет, его движения не были случайными, хаотичными. Он совершенно увереннонажимал клавиши, «кликал» мышью. В его движениях был странный автоматизм роботаили куклы-марионетки, будто кто-то посторонний дергал его за веревочки, двигалего руками, но при этом все движения были точны и целенаправленны.

Он снова вызвал ту же программу, что и вчера, на экраневозник документ. Сегодня он работал над ним несколько дольше, заполнил большепозиций, но я ведь не разбиралась во всех этих кодах и номерах.

Так же, как и вчера, Эрик включил принтер и отправилдокумент на печать. Я склонилась над появившимся листком, пытаясь запомнить,что же там напечатано, но сразу поняла, что для меня это нереально. Эрик ужетянулся за листком, и я поняла, что сейчас он, как и вчера, сожжет его, и мытак и не узнаем, за каким чертом он все это делает. Сегодняшняя попыткаокончится неудачей, а завтра — кто его знает, что будет со мной завтра?