Три мужа и ротвейлер - Наталья Александрова

— Уж извините. Не помню. Я с такими бумагами деланикогда не имела, скажите спасибо, что запомнила вообще, как этот документназывается.

— Да, действительно, я требую невозможного, — мнепоказалось, что Эрик произнес это предложение снисходительным тоном.

Я тут же разозлилась, такой уж у меня характер. Подумаешь,не разбираюсь я в бухгалтерских документах! Почему надо сразу считать менянеполноценным человеком?

— Видите ли, — начала я неестественноспокойно, — сфера моей деятельности лежит достаточно Далеко от всяческихплатежных поручений. Может быть, удобнее всего вам было пригласить своегобухгалтера, она бы сразу определила, что к чему.

— Бухгалтер у меня не она, а он, — ответил Эриктоже очень спокойно. — А в какой сфере деятельности лежат ваши интересы?

Злость моя прошла, и я рассказала ему про Бельмона. Никомуиз мужей и вообще из всех знакомых не рассказывала, а ему рассказала. Непредставляю, зачем я это сделала.

А потом Эрик рассказал мне, что он — представитель в Россииодной очень крупной немецкой компании, что хозяин компании — замечательныйчеловек и его, Эрика, друг.

Он немолод, овдовел несколько лет назад и на старости лет,когда до встречи с Богом, как он сам выражается, осталось уже немного времени,решил заняться благотворительностью. Он основал в Германии благотворительныйфонд имени Ульриха Майера, а здесь, в России, находится отделение этого фонда,которое он, Эрик, возглавляет.

— А кто такой Ульрих Майер? — вклинилась я.

— Это немецкий врач начала века, крупный онколог.

У меня на языке вертелось множество вопросов, но что-тозаставило меня замолчать.

Эрик походил по комнате, выглядел он очень обеспокоенным.

— Послушайте, с моей стороны это полнейшее свинство, ноне могли бы вы завтра снова повторить этот эксперимент?

— Что? — Я вскочила на ноги. — Вы не шутите?Вы считаете, что каждый день печатаете одно и то же платежное поручение?

Эрик выглядел смущенным и растерянным, но смотрел твердо:

— Надо выяснить с этим раз и навсегда!

Я внезапно подумала, каких трудов ему стоит обращаться комне с такой просьбой, и согласилась.

— Тогда.., вы уж постарайтесь запомнить, что же я тампечатаю.., содержание документа. Хотя, конечно, маловероятно, что я вбессознательном состоянии делаю нечто разумное, а тем более — одно и то же.Черт, как некстати все! — Он вскочил на ноги и схватился за голову.

— Неприятности всегда некстати, — осторожносказала я, — от них не застрахуешься.

— Вы думаете?

— Точно знаю. Так что не мучайте себя бесполезнымидогадками, давайте лучше пить чай.

Опять я раскрыла тетрадку Валентина Сергеевича. Так,написано, что синий «форд» следил за ним еще раньше, до аварии. И потомВалентин Сергеевич видел его из окна.

Какая-то преступная группа его преследовала, очень детальноописан главарь — длинные волосы, близко посаженные глаза… Не сказано толькоиз-за чего бандитам преследовать приличного человека, академика…

Никогда он ни в каком криминале не был замешан, уж в этом яуверена.

Дальше про маму, это мы сейчас пропустим и вот, единственноепредложение, «Им никогда не найти…». Не найти чего?

Все, хватит прятать голову под крыло. Про синий «форд» — всеправда, видела я вчера и синий «форд», и таинственного Дж. М. «Дом, которыйпостроил Джек» — тоже существует.

Что там дальше в стишке?

«А вот человек одинокий и старый» — был человек, этоВалентин Сергеевич; «Который гуляет с псом этим парой», — все верно,гуляли они; «Который совсем не имеет хвоста», — уж это точно, с хвостом уГорация сложно. И ведь Валентин Сергеевич нарочно нарисовал Горация, чтобы утого, кто будет читать тетрадку, не возникли сомнения.

Что там дальше? «Пес по характеру очень неробкий», —это уж хозяин польстил любимому ротвейлеру. «Интересуется желтой ко, робкой, вкоторой страница, которая в темном чулане хранится, в доме, который построилДжек».

Все ясно и точно указано. Стало быть, завтра идем с Горациемв тот дом. И если в чулане ничего нет, то я выброшу из головы синий «форд» иего итальянского водителя с большим удовольствием!

Мы с Горацием скорым шагом целеустремленно направлялись кокраине парка, к дому, который построил Джек. Я была предельно собранна, и шла,зорко поглядывая по сторонам. С одной стороны, мне было страшно — а вдруг всеопасения Валентина Сергеевича окажутся правдой, и теперь бандиты станутпреследовать меня. А с другой — я собиралась влезть хоть и в старый дом, но всеже это была чья-то частная собственность, окруженная забором, и если кто-тоувидит, то будет неудобно, еще и в милицию попадешь, чего доброго.

Вот он, этот дом. Я прошла вдоль забора.

Дом был явно необитаем, но на крыльце сидела чумазаядворняжка с видом собственницы. Если какая-то бездомная сучка ощенилась вподвале, то она ни за что не подпустит меня к дому, такой лай поднимет. Как-томне было очень неуютно в такой ранний час в пустынном парке, и я было решилабросить свою затею и повернуть к дому, как вдруг старый греховодник Гораций заметилдворняжку и рванул вдоль забора в поисках дыры. От неожиданности я выпустилаповодок, и Гораций просочился в дыру, которую он мигом отыскал в заборе,движимый сексуальным зовом. Старый развратник! Доска держалась на одном ржавомгвозде, так что я тоже пролезла в дыру, не могла же я без боя уступить своегоГорация этой грязной потаскухе!

За забором было именно то, что и должно было быть:неимоверно разросшийся бурьян, крапива, репейники, куча всякого мусора, спинкаот ржавой железной кровати, ломаные ящики… Сам дом выглядел уныло и заброшенно,хотя и не очень пострадал от бега времени: видимо, выстроен был на совесть.Окна и двери были заколочены досками, крыльцо заросло травой.

Дворняжка, однако, приняла Горация довольно нелюбезно. Онарычала, лаяла и даже пыталась кусаться. Щенков не было слышно, так что яотнесла ее рычанье за счет антипатии к Горацию и очень за него обиделась.

Я даже хотела пообещать ему, что познакомлю с хорошенькойротвейлершей из соседнего дома, как вдруг дворняжка припустила в парк, и мойохламон потрусил за ней. Никакого чувства собственного достоинства! Я пошлавокруг дома, постоянно подзывая пса.

Дворняга лаяла где-то впереди, но Горациева басистого лая небыло слышно, это говорило о том, что он проявил гордость и не побежал за ней.Завернув за угол, я услышала знакомое негромкое ворчание.

— Гораций, волчья сыть! — рассердилась я. —Ты куда это, паршивец, забрался?