Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

Кожевников в день этого свидания записал: «На тов. Сталина свидание произвело благоприятное впечатление, и он нашел ВИ в гораздо лучшем состоянии, чем предполагал. Он мало отличался от ВИ до болезни». Со следующего дня Ленину разрешили прогулки в саду и в парке2490. И тогда же он направил Каменеву послание загадочного свойства: «Ввиду чрезвычайно благоприятного факта, сообщенного мне вчера Сталиным из области внутренней жизни нашего ЦК, предлагаю ЦК сократить до Молотова, Рыкова и Куйбышева, с кандидатами Кам[енев], Зин[овьев] и Томск[ий]. Всех остальных на отдых, лечиться. Сталину разрешить приехать на авг[устовскую] конференцию. Дела замедлить – выгодно, кстати, и с дипл[оматической] точки зрения… P. S. Приглашаю на днях Вас к себе, хвастаю моим почерком; среднее между каллиграфическим и паралитическим (по секрету). PPS. Только что услышал от сестры о бюллетенях, вами обо мне выпущенных. И хохотал же! “Послушай, ври да знай же меру!”»2491

Послание – весьма язвительное в адрес всей партийной верхушки. Даже если речь шла исключительно об отпусках, мысль оставить из всех 27 членов ЦК только троих во главе с Молотовым, с кандидатами в лице Каменева, Зиновьева, Томского и при всяком отсутствии Сталина, Троцкого или Бухарина может рассматриваться и не только как шутка. И как яростная реакция на какую-то, нам неизвестную, новость. И как реакция радостная: все идет настолько хорошо, что весь ЦК можно отправить на юга.

А 13 июля Ленин написал Фотиевой: «Можете поздравить меня с выздоровлением. Доказательство: почерк, который начинает становиться человеческим». Просил готовить ему книги и посылать списки: «1) научные, 2) беллетристику, 3) политику (последнюю позже всех, ибо она еще не разрешена). Пожалуйтесь Рыкову (Цюрупа уехал?) на всех секретарш: ведут себя плохо, болеют от малярии и пр. Пусть распишет их на отдых в Ригу, в Финляндию, под Москву и т. п.»2492 Фотиева отметила: «Письмо Владимира Ильича было написано хорошим, твердым почерком».

Четырнадцатого июля приехал Каменев. Просидел полтора часа, вместе пообедали. Очевидно, что Каменев оставил Ленину некое послание, на которое тот вскоре отреагировал еще одной не менее загадочной запиской. Касалась она явно разногласий внутри Политбюро. «Я думаю, преувеличений удастся избежать. “Выкидывает ЦК или готов выкинуть здоровую пушку за борт”, – Вы пишете. Разве это не безмерное преувеличение? Выкидывать за борт Троцкого, – ведь на это Вы намекаете, иначе нельзя толковать – верх нелепости. Если Вы не считаете меня оглупевшим уже до безнадежности, то как Вы можете это думать???? Мальчики кровавые в глазах… Частное совещание? Я согласен, но советовал бы не сейчас. Не подождать ли 2–3 дня? 1) Прозондировать почву сначала и 2) обеспечить, что совещание не взорвет страсти. Я ругаться не буду наверняка. А другие?»

Скорее всего, со стороны Каменева (который вряд ли выступал только от своего имени) речь могла идти о том, чтобы использовать предложенную Лениным массовую отправку на лечение для освобождения высшего эшелона от неугодных лиц, прежде всего, Троцкого… Ленин возвращается к теме 18 июля, написав Сталину: «Черкните за себя и за Каменева, не забыл ли он: условились, что он ответит насчет Троцкого после общего совещания»2493. Генсек быстро ответил – неизвестно, что и каким способом. Но известна сразу последовавшая реакция Ленина: «Очень внимательно обдумал Ваш ответ и не согласился с Вами. Поздравьте меня: получил разрешение на газеты! С сегодня на старые, с воскресенья на новые»2494.

Действительно, в тот день Ферстер разрешил Ленину до воскресенья читать газеты за май, июнь и июль, а с воскресенья – уже и свежие. После газет позволили читать книги, и библиотекарша Манучарьянц стала присылать списки поступавшей в его приемную литературы. Чего там только не было. Одних газет 32 названия, в основном, иностранных. Читал (или листал) он в эти летние месяцы Маркса с Энгельсом, Гегеля, «Мои университеты» Горького, брошюры Бухарина и Сокольникова2495.

Ленин стал думать о возвращении в Кремль, дав указание сделать ремонт в его кремлевской квартире: установить абсолютно звуконепроницаемые перегородки между комнатами, абсолютно не скрипучие полы, «устроить еще форточки во всех комнатах (нечто вроде дыр в стенах) так, чтобы и зимой можно было держать приотворенными всю ночь».

В инструкции для охраны Горок от 18 июля было сказано: «Беспрепятственно пропускать следующих лиц: т. т. Сталина, Каменева, Зиновьева, Бухарина и Троцкого (если стоящий на посту знает их в лицо)». В инструкции, выпущенной через неделю, не окажется фамилии Троцкого. Теперь он мог попасть в Горки только с разрешения Дзержинского2496. 20 июля ПБ приняло решение о том, что свидания с Лениным «должны допускать лишь с разрешения Политбюро, без всяких исключений».

Ленин был в ватной изоляции врачей и коллег, хотя и весьма относительной. С июля по октябрь у Ленина перебывало около 30 человек. Помимо Сталина, Каменева и Бухарина – Зиновьев, Троцкий, Калинин, Петровский, Красин, Свидерский, Скворцов-Степанов, Орджоникидзе, Мещеряков, Крестинский, Мануильский, Дзержинский, Хинчук, Преображенский, Рудзутак, Сокольников, Владимиров, Раковский, руководители Грузии, Армении, Азербайджана.

Приехал 28 июля Троцкий. Встреча, как отметил доктор, продолжалась полчаса и прошла оживленно. Троцкий нашел, что Ленин прекрасно выглядел, «как будто у него был насморк, который прошел, и нельзя поверить, что ВИ перенес такую тяжелую болезнь». Но в записке, направленной тогда Каменеву, Сталину и Зиновьеву, Троцкий обращал внимание на другое: «ВИ в разговоре со мной несколько раз говорил о “параличных явлениях” у него и посматривал глазком на меня: что скажу?.. Я почувствовал “ловушку” и промолчал… Этот вопрос его сейчас больше всего интересует»2497. В мемуарах же Троцкий напишет, что речь на их встрече касалась главного политического события лета 1922 года – процесса эсеров2498.

Суд проходил в Колонном зале Дома союзов. Председательское кресло занимал Пятаков, рядом с ним – Луначарский и Покровский. Роль главного обвинителя поручили заместителю наркома юстиции Крыленко. Защиту представляли три бригады, одна из которых состояла из четырех европейских социалистов во главе с Эмилем Вандервельде, а в другую входили Бухарин и Томский. Обвиняемых, которых начитывалось 34 человека, разделили на две группы. 24 – закоренелые и неисправимые, среди них половина – члены ЦК эсеров во главе с Абрамом Гоцем и Дмитрием Донским. Вторая группа была сформирована из дюжины раскаявшихся, которым была поручена одновременно роль обвинителей. В зале находились обученные представители общественности, вовремя подававшие нужные реплики. 20 июня – на двенадцатый день процесса – по Охотному ряду прошла демонстрация с участием десяти тысяч человек, требовавших смертной казни для предателей2499.

Борьба в Политбюро по поводу приговора шла вплоть до момента его оглашения. Троцкий вспоминал: «Смертный приговор со стороны трибунала был неизбежен. Но приведение его в исполнение означало бы неотвратимо ответную волну террора… Не оставалось другого выхода, как поставить выполнение приговора в зависимость от того, будет или не будет партия продолжать террористическую борьбу. Другими словами: вождей партии превратить в заложников… Первое свидание мое с Лениным после его выздоровления произошло как раз в дни суда над социалистами-революционерами. Он сразу и с облегчением присоединился к решению, которое я предложил: