Кодекс врача - Алексей Викторович Вязовский

Марфа Васильевна успешно выписалась из клиники, и уже на следующий день нам прилетел иск. Глупый до невозможности. Пациентка, оказывается, не давала своего согласия на операцию.

– Считает опухоль наказанием божьим за ее грехи, – пояснил мне заявившийся в кабинет низкий, лысый адвокат в пенсне. – Посоветовалась с духовником и решила вас наказать. Имеет полное право-с.

– За что? Получить ее согласия мы не могли: она умирала от удушья.

– Уложение о наказаниях от тысяча восемьсот девяносто второго года, отделение седьмое «О нарушении уставов врачебных».

Юрист мне долго задвигал про статьи, потом попробовал договориться насчет компенсации.

– Двести рублей. Ну и моя комиссия.

Совсем обалдел. На двести рублей я могу телефонистку полгода в штате «Русского медика» содержать.

– Все в сад! – Я показал рукой, куда отправляться ушлому адвокату. Придумали мне тут юридический шантаж.

Лев Аронович уходить категорически не хотел, готов был и за сто пятьдесят рублей уладить душевные терзания своей доверительницы. Плюс сорок ему на карман лично. Нефиговые такие расценки. Попытки вежливо выгнать быстро обернулись руганью на повышенных тонах, криками.

Как же я удивился, когда в кабинет зашел Жиган, молча схватил Ароныча за шкирку, повалил со стула на пол и потащил к двери.

– Постой, постой! – подорвался я со стула. – Тебе же нельзя!

– Можна! – уверенно ответил гигант, дотащил адвоката до лестницы, дал тому пинка.

Бам, бам… Ароныч скатился вниз, взвизгнув, уже на карачках помчался до следующего пролета. Там его легко опять поймал Жиган, обхлопал пиджак, достал визитницу. Одна карточка перекочевала ему в руку.

– Кожевническая, двадцать один?

– Д-да… да… – Адвокат, до сих пор косноязычием не страдавший, вдруг начал заикаться.

– Слушай меня сюда, Кожевническая. Ежели еще раз дохтура потревожишь, я тебя, сопля очкастая, навещу. Уяснил?

Я оглянулся, нашел на лестничном пролете пенсне Ароныча. Не разбилось даже. Поднял, подал адвокату.

Руки у того дрожали, он все вглядывался в лицо Жигана, никак не мог отвести взгляд. Прямо «идите сюда, бандерлоги». Хитровец отпустил ворот пиджака юриста, даже поправил тому смятый галстук.

– Уже можно-с идти?

– Можна. Давай вали, не задерживай почтенную публику.

Адвокат, оглядываясь, посеменил прочь. Я, ругаясь про себя – как бы не привел очкарик полицию, – повел Жигана в смотровую, дабы оценить швы, не разошлись ли. Заодно расспросил про житие-бытие хитровца.

Сам Жиган был из тамбовских крестьян, второй сын. Первый умер от горячки, отец взял в отходничество следующего.

– Чем занимались? – поинтересовался я, откладывая в сторону старый бинт и готовясь повязать новый.

– Точильщики мы.

– Тамбовский… Так это мы с тобой земляки. Я из Знаменки.

– Слышал… Лесопилочка у вас там знатная работала, ходили наши односельчане устраиваться.

– И чем же кончилось?

– Так управляющий – вор, плату потребовал. Где же это видано, чтобы с рабочего человека денег сразу просить?

М-да… Ситуация с имением мне нравилась все меньше и меньше. От старосты пришло одно письмо, где он опять ныл и жаловался на половодье, которое смыло все, что только можно. «Денег нет, но вы там держитесь…» Давно бы продал Знаменку, если бы не еще один нытик – Кузьма. Этот ругал по-черному Порфирия, завтра был готов ехать его на правеж ставить. Но трогать отцовское имение?! Даже подумать не моги. Единственная судьба Знаменки – это быть унаследованной моими детьми. Которых у меня еще и нет.

Тем временем Жиган все рассказывал и рассказывал о своей нелегкой судьбе. Мать умерла во время пятых родов, во время отходов отцу заниматься воспитанием сына особо некогда было, и тот связался с плохой компанией с Хитровки. Начал ходить на разбои, был пойман, осужден к каторге на десять лет. Там-то Жиган и получил свою главную криминальную профессию поджигателя. В городах бум страховых компаний, многие промышленники смекнули, что по страховкам выплаты могут быть сильно больше любых прибылей. Плюс пожечь конкурента – это же тоже отличное решение. Один только мануфактурщик Кузьмичев трижды поджигал себя и дважды – других. Вот и принимал заказы от таких деятелей Жиган.

– Так ты большой человек на Хитровке теперь? – поинтересовался я, заканчивая с раной.

Заживало все на удивление хорошо и быстро. Прямо в пример можно ставить и студентам на уроках показывать.

– Да какое там, – махнул рукой. – В тузы выйти никак невозможно, там свои ухари. Я, доктор, вот что думаю. Походил у вас, присмотрелся. Все по уму устроено, да с почтением к трудовому человеку. Своя столовая, да отпуск всем, да выплата по болезни… Лошадкам роздых каждый второй день, на овсе економии никакой. Девки тут счастливые бегают, фонограф вы им купили музыку слушать. Опять же княгини приезжают… – Жиган замялся. – Можна я у вас тут останусь? За клиникой догляд нужон, а я человек надежный, за меня хитровские тузы поручиться могут.

– Не полыхнет здание-то? – хохотнул я. – Или мне лучше страховку купить?

Шутка не зашла.

– Евгений Александрович! Я на Библии поклянусь! Жизнью вам обязан! – Жиган вскочил на ноги, заговорил без нарочитой простоты.

Здоровяк рухнул в ноги.

– Что ты, что ты… – Я попытался поднять с колен Жигана, но какое там… Сто с лишним кило.

– Нельзя тебе пока так рану утруждать! – Я все-таки смог поместить здоровяка на койку. – Это же сердце! Понимать надо. Разойдутся швы, и закопаем мы тебя.

– Так меня уже закапывали. Пугали так одни залетные. На Хитровке меня все знают, с почтением. А эти набросились в кабаке стаей и…

– Тормози! – поднял я руки. – Знать не хочу про такие приключения. Мы с полицией сотрудничаем. Уясни это себе. Дворник околоточному все сообщает, и с приставом у нас полное понимание!

Кое обошлось мне в пять рублей подарка на Пасху.

Я задумался.

– Темных дел на тебе нынче нет? Не в розыске ли ты?

– Богом клянусь, нет! – Жиган перекрестился.

– Давай свою настоящую фамилию, имя, возраст. Узнаю у знакомых, если все чисто, вернемся к этому разговору.

Я записал данные хитровца, опять задумался. Своя охрана клинике нужна. И заниматься этим вопросом так или иначе мне придется.

* * *

На Вознесение Господне в клинику приехал Бобров. Расстроил меня тем, что операции на боталловом протоке не будет: передали записку от Филатова, ребенок умер.

– Как же так? – расстроился я, разливая чай в чашки.

– Эх, Евгений Александрович! – вздохнул хирург – Помните, как говорил Победоносцев? «Да знаете ли вы, что такое Россия? Ледяная пустыня без конца-края, а по ней ходит лихой человек».

Ничего такого я не помнил, но насчет ледяной пустыни и лихого человека засомневался. Культуры и образования в обществе и правда мало, но наивно