Маша и ведьмак - Ирина Пионова

Маша поспешно пошла в гостиную, на щеках ее горел румянец, будто ее отхлестали за наивность. За столом не осталось ни одного трезвого, все выкрикивали свое, никто никого не слушал, давали обещания одно другого несбыточнее.

Схватив бутыль с самогоном, стоявшую перед ведьмаком, Маша швырнула ее на пол. Та не разбилась, каталась туда-сюда, выливался из нее ведьмаковский самогон.

— Хватит уже пить, отдыхать пора, — сказала Маша сухо, бросив быстрый взгляд на Наину. — Сам же говорил, завтра в дальний путь идти…

Антоний обнял Машу за талию и усадил ее, упрямую, к себе на колени. Она сначала слабо вырывалась, потом смирилась, даже закинула ему руки на плечи и прижалась щекой к его горячему лбу. За столом вмиг все протрезвели, потому что пьяными и не были, — храбрились друг перед другом, — неудобно было фальшивить в присутствии дочки священника.

— Радон засел в Медвежьем углу, — заговорил ведьмак, обращаясь к Маше. — Выкуривать его оттуда придется долго. У него везде ставленники и связи. Поэтому мы собрались, чтобы план согласовать…

— Не слышу ничего, кроме бесполезных криков, — заметила Маша, косясь на Наину, высасывающую мякоть из соленой помидоры, сидела она по правую сторону от Антония. — Наину с собой возьмете? Если она с вами, то и я…

— Маша, Наина храбрый воин, знающая повадки оборотней, заполучить такую союзницу редкая удача, — объяснял ведьмак тихо, поглядывая в глубокий вырез Машиного платья. — Она нам нужна…

— А я не нужна, значит? — Маша расстроилась совершенно и не скрыла этого. — Может научишь меня мечом махать или засады устраивать, м? — Она резко встала, решительно отстранив от себя Антония, и пошла в душно натопленную комнату.

За ней, оставив друзей за столом в недоуменном молчании, пошел ведьмак. Для него застолье было закончено. Он стянул с себя черный свитер, сел на стул и принялся расшнуровывать военные ботинки, глядя на Машу исподлобья. Странное дело, он чувствовал себя виноватым, но не хотел этого признавать, — неужели Маша думает, что он теперь будет сидеть возле ее юбки?

— Ну чего ты обиделась? — сказал он, сопя. — Сама же посылала меня к дубу, говорила, что я достоин. Все имеет свои последствия. В Предгорье не место двум вожакам, это бесконечная война, беды, смерть…

Маша подошла к нему так близко, что коснулась грудью его лица, и сказала холодно:

— Сказка кончилась, началась жизнь, наша с тобой, и в ней тоже нет места двум женщинам. Прогони Наину, Антон, она тебе не друг!

— Она мой союзник! — замерев с ботинком в руках, ведьмак раздраженно сузил глаза. Не ожидал он от хрупкой и ласковой Маши такого напора, и не привык к любовным разборкам. — Я о ней иначе не думаю. Думал бы, тебя за собой не притащил, не сидел бы сейчас здесь…

— Ну спасибо, что сидишь! Мне тебе может в ноги поклониться? — горько усмехнулась Маша, запуская в поседевшие волосы Антония тонкие пальцы и вскинула ему голову. — Антон, я же за тобой без оглядки пошла, отцу наперекор, а ты не хочешь уступить мне самую малость…

— Ладно, подумаю я. Ляжем спать. Утро вечера мудренее, — устало вздохнул ведьмак.

В постели они помирились быстро, уснули счастливыми любовниками, а проснулись оттого, что кто-то безжалостно стянул с их обнаженных тел одеяло. Под этим самым одеялом, тяжелым и теплым, спали еще Иван с Мариной, оно спасало их от зимнего холода, частого гостя в старом коттедже с щелями в оконных рамах.

— Что за черт?! Кто тут? — возмутился Антоний, поймав одеяло за край. В темноте он видел порой лучше, чем при дневном свете, как полагалось ведьмаку, но спросонья не мог понять, кто стоит у изножья кровати. К нему жалась напуганная Маша.

— Вставай, братец, хватит почивать аки младенец в колыбели! Нас ждут великие перемены! — прогремел над ними голос Сысоя. Он щелкнул выключателем, вспыхнул и задрожал свет на высоком потолке. — А! Ты не один, ну простите, Марья поповна. Кстати, вас я искал не меньше. Я обещал Предгорью главную ведьму, я сдержу обещание!

С Сысоем в дом ввалились несколько мужчин неопределенной клановой принадлежности, такое бывало, когда главе клана нужны были свободные руки и шальные головы.

По традиции главой клана после смерти отца становился старший сын, так и случилось: Сысой, забыв столичные дела, вступал в свои права. Для начала набросился на младшего брата с руганью за то, что тот привел в дом двух оборотней. В этом вопросе он негласно встал на сторону Маши и Селены.

— Ты по ушам от меня захотел получить, Антоша? Смотри, у меня рука отцовская, тяжелая, — стращал брата Сысой, знал, младшего напугать трудно, но внушал. — Заступника у тебя теперь нету, будем цапаться по поводу и без. Сперва скажи, ты зачем оборотней привадил…? А чужую невесту кто похищать разрешил, а, бестолочь избалованная?

Антоний ударил кулаком по подлокотнику кресла, в котором вальяжно расселся, после того, как брат вынудил его подняться с постели:

— Что непонятного? Эти оборотни против Радона, значит за меня, они со мной пойдут на облаву! — вскричал он, не в силах терпеть унижения от старшего брата. — И чужой невесты тут нет, есть моя, моей и останется! Ясно?!

— Оборотни известные предатели, им верить нельзя! Марию в ведьмы посвятим, раз уж ты ее все равно в кровать уложил, — заговорил Сысой деловым тоном. — Чья она, выяснишь с ее гаремом и Радоном, мне ваши постельные дела по барабану! — Он издевательски раскланялся перед Машей, стоявшей за креслом. — Ну, сударыня, прошу к нашему шалашу! У нас для вас теплое местечко имеется…

— Вы не можете меня заставить быть ведьмой! — Маша вышла из-за кресла и бросила на Антония умоляющий взгляд. — Это произвол никому не нужный…

— Колдовство, милая, это произвол и насилие в действии, — прервал ее Сысой кривой ухмылкой. — Отмахнуться от нас и продолжать строить из себя поповскую дочурку не получится. Решай с кем ты, или решим за тебя… Любишь моего брата, люби и воз его возить…

Утро пришло незаметно, серенькое и робкое как зайчишка. В доме Крюковых давно никто не спал, по комнатам расхаживали хмурые мужики, собираясь в дальний поход. С собой брали Наину, которая ждала их на крыльце, вход в дом ей с возвращением Сысоя был заказан, — Наина не гордая, подождет свою любовь на улице. Слышала она слова старшего брата Антония, что Мария невеста Радона, клану представленная и названная госпожой. Дело серьезное.

— Ты хочешь, чтобы я стала ведьмой? — услышала Наина жалобный голосок Маши, и насторожилась, глядя, как Антоний с Машей, улучив минутку, обжимаются в коридоре. — Запрети им подготовку к посвящению. Я не хочу, ты пойми…

— Я понимаю, Маш, но сделать мало что могу, взять тебя точно не могу с собой, хоть умирай мне на месте, — шептал ведьмак, лаская лицо девушки в своих руках, прижимался губами к ее губам. — Ну хочешь, я переколочу их всех? Не захочешь ты, я знаю, ты добрая, ты меня спасла не для того, чтобы я маньяком был…

Любовь и поцелуи у них были иные, чем у Наины, нежные и теплые. Не могла Наина так легко закидывать руки на мужские плечи, а потом обвивать ими шею так ласково. Вот чего ей не хватает, — женственности. Машку устранить непросто будет, — отдать бы ее Радону, хоть бы в наложницы.