Невозмутимые родители живут дольше - Владимир Каминер

Себастьян основательно готовился к докладу и по ходу дела рассказывал мне о мудрых советах, которые Мэн-Цзы давал императору. Собственно говоря, этот философ постоянно всех поучал — своих учеников, родственников и самого императора. Типичный всезнайка. Он всегда твердил о том, что сочувствие и смирение есть самые важные добродетели человека.

Честно говоря, меня этот Мэн-Цзы вместе с Конфуцием и всеми их представлениями о справедливом государстве не особо интересовал. В душе я анархист, я считаю государство механизмом угнетения. Допустим, человеку нужен круг его друзей, сообщества по интересам, футбольные команды и всякое такое, но все же не государство. Мэн-Цзы напомнил мне о Руссо, который также утверждал, что человек существо хорошее и если он все же творит зло, то в этом виновато общество, и поэтому государство должно заботиться о том, чтобы в человеке проявлялись его хорошие качества. Именно от представлений Руссо, считавшего, что государство должно создавать для всех хороших людей необходимые «условия» — за счет их не столь хороших современников, — и берут начало все тотальные диктатуры прошлого века. Миллионы поплатились жизнями за то, что государство хотело их во что бы то ни стало улучшить.

При этом никто еще не дал окончательного определения, кого считать хорошим человеком. На этот счет были разные мнения. Скажем, для героев Французской революции хорошим человеком был тот, кто лишился головы, пусть даже он уже — увы — не мог высказывать радость по поводу правильного общественного устройства. Русские коммунисты думали, что человек мал и слаб и потому озабочен повседневными мелочами и не может понять диалектики общественного развития. И чтобы человек понял диалектику, его надо тянуть за уши. И здесь человеческий материал подвел. Уши отваливались, а людей без ушей не убедить в необходимости коммунистического строительства. Они ничего не слышат. Нацисты в Германии думали, что правильный человек должен быть светловолосым, носить униформу и, исполненный гордости и чести, завоевывать мир. А мир не захотел принять это якобы очевидное превосходство арийской расы, и нацисты утопили его в крови. В той войне погибло 50 миллионов человек. Трудно даже представить, что может натворить под соответствующим руководством такой вот от природы хороший человек. А тут еще Мэн-Цзы со своими назойливыми утверждениями, будто государство может сделать людей лучше. Мао к нему прислушивался, я — нет.

Чтобы отвлечься от Мэн-Цзы, Себастьян установил на своей игровой приставке новую версию Джи-Ти-Эй. В этой игре можно выполнять задачи в разных образах: в образе мафиози на пенсии, в образе придуроч-ного чернокожего рэпера или в образе боевой собаки.

Боевая собака показалась нам вполне надежной, ей можно было доверить практически все задачи. Но вот только если пес видел суку, он тут же забывал про задание и увязывался за ней. В этот момент игрок полностью терял контроль над персонажем, боевой пес становился неуправляемым. Мы дали ему кличку Руссо, за его искреннюю убежденность. Когда Руссо, влекомый инстинктами, зависал на пуделице, нам, игрокам, оставалось только ждать, пока он закончит и сможет вернуться к своему заданию. Некоторые эпизоды разворачивались в лучших кварталах Лос-Анджелеса, там, где живут состоятельные люди и на улицах особенно много пуделиных сук, так вот там с Руссо лучше было вообще не появляться. В рабочих кварталах он проявлял себя надежнее.

Чернокожий рэпер также спекулировал на человеческой природе. Всякий раз, как его арестовывали или задерживали, он начинал причитать, что все кругом расисты и должны оставить его наконец в покое. Он был хитер, но слишком ленив для настоящего задания. По-настоящему можно было положиться только на бывшего мафиозного босса, ныне вышедшего на пенсию, главную фигуру игры: этот неустанно воспитывал своего сына, этакого жирдяя, что вечно зависал перед телеящиком; освобождал свою дочь из лап порнопродюсеров и уговаривал политиков действовать разумно. У него было много крупнокалиберного оружия, оно помогало бывшему мафиози вносить вклад в дело мира и бороться за хорошее в человеке. Его мы назвали Мэн-Цзы.

Он всегда вмешивался, если, скажем, кто-то хотел изнасиловать женщину. Женщине угрожают оружием, и она не может сопротивляться. Мэн-Цзы тут как тут. Сначала он пытается действовать убеждением, призывая насильников глубже заглянуть в себя и найти там что-то хорошее. В ответ на это хороший, но заблудший человек стреляет в Мэн-Цзы. А тот все же держится своей теории и верит в то, что любые преступные деяния могут и должны заканчиваться без насилия. Но тут у бывшего мафиозного босса Мэн-Цзы срабатывают старые рефлексы. Нападающий неожиданно оказывается изрешеченным, спасенная женщина в благодарности исчезает, появляется полиция. Мэн-Цзы хочет объяснить служителям порядка, что он на их стороне и своими действиями способствовал правосудию, но полицейские не хотят его слушать. «Бросить оружие, лежать лицом к земле!» — кричат они. К сожалению, Мэн-Цзы не может выполнить этот приказ, ибо как он из лежачего положения объяснит полицейским, что они ошибаются. Не дожидаясь продолжения разговора с Мэн-Цзы, полицейские открывают по нему стрельбу. Мэн-Цзы не остается ничего другого, как вынуть крупнокалиберное оружие. Он прячется на крыше небоскреба и выпускает ракету по полицейскому вертолету, но вслед за ним прилетают еще два. Мэн-Цзы скрывается от них в спортивном автомобиле, переезжает случайного прохожего, пристреливает водителя какого-то грузовика, таранит этим грузовиком полицейское заграждение, разворачивает грузовик, выпрыгивает из него, убегает, попадает в расставленную фараонами ловушку, и вот он лежит в красной луже с тремя пулями в голове. Рядом возникают жирные буквы: «Задание провалено».

Себастьян выключил приставку и, подумав, дополнил свой доклад еще одним предложением:

«Мэн-Цзы, китайский учитель и философ, прожил недолгую, но бурную жизнь. Поставив перед собой задачу оказать влияние на государство, чтобы сделать его справедливым и ненасильственным, он вследствие цепи злополучных обстоятельств потерпел фиаско».

Сейчас, когда я пишу этот текст, я свечусь как новогодняя елка — блестки повсюду. Наша кухня похожа на место посадки инопланетного звездолета, кошки носятся по всей квартире как очумевшие метеориты, и все сверкает — моя кровать, мой рабочий стол, я сам. Эту катастрофу устроила дочь, хотя теперь задним числом она находит ее не столь уж страшной. К своему семнадцатилетию Николь получила от незнакомого друга банку с блестящим порошком. «Чтобы твоя жизнь оставалась яркой!» — написал незнакомец на приложенной к подарку открытке. За это мы от имени родителей всего мира телепатируем ему — да чтоб тебя! Поначалу дочка предполагала, что блестеть будет только она сама с подругами, но, поскольку подружки блестеть не хотели, бегали от Николь и прятались по всей квартире, теперь блестим и сверкаем мы все.

А ведь празднование задумывалось созерцательным, как Рождество, не в пример прошлогодней буйной вечеринке с друзьями из Фейсбука. Этот день рождения собирались отмечать в узком кругу лучших друзей в приличном молодежном клубе, что зовется «Чумовой» и находится в районе Франкфуртер Тор. Николь не хотела видеть на своем дне рождения полузнакомых людей и потому пригласила только тех, с кем действительно дружна, всего пятьдесят два человека. На каждого гостя было предусмотрено по три бесплатных напитка, остальное друзья оплачивали из своего кошелька.