Невозмутимые родители живут дольше - Владимир Каминер

Однако процесс анализа его сильно утомил.

— Я больше не могу, — сказал Себастьян, — этот переходный возраст, этот бесконечный процесс роста меня уже порядком достал. Нет ли какого-нибудь средства или лекарства, которое позволило бы за секунду вырасти до нужного размера?

— Я не знаю такого лекарства, — ответил я. — Максимум, что могу сделать, это потянуть тебя за уши. В Советском Союзе был такой метод — начиная с четырнадцати лет старшие товарищи то и дело тянули нас за уши, и это сработало, мы быстро выросли. Но не могу на сто процентов гарантировать, что с тобой это тоже получится.

Сын отклонил советский метод быстрого роста.

— Мне нужно идти, — решил он вместо этого.

— Ты же только что сказался уставшим и без задних ног?

— Мне уже лучше, — объяснил он. Вообще его нынешняя жизнь — это сплошная тайна, нет ему покоя, он постоянно колеблется, курсирует, снует то туда, то сюда, то на улицу, то обратно домой.

— Пойду навещу Тунга, его родители ушли, он один-одинешенек дома и не справляется с заданием по математике.

— Привет ему от меня! — сказал я. Тунгу, вьетнамскому другу Себастьяна, приходится туго. У него очень строгие родители, которые хотят сделать из него лучшего ученика.

Спустя полчаса зазвонил телефон:

— Это Тунг. Можно Себастьяна?

— Он пошел к тебе… он что, так и не пришел? — удивился я.

— Да что вы… Ах да, вот я вижу его, — обрадовался Тунг. — Спасибо, что вы мне это сказали. Здесь он, конечно. Привет, Себастьян! — прокричал Тунг и быстро повесил трубку.

Одновременно раздался звонок в дверь, на пороге возник Себастьян и, в глубокой задумчивости, сел в коридоре на пол.

— Думаю, теперь я пойду к Тунгу, — сказал он.

— Ты уже у Тунга, он тебя только что громко приветствовал, я слышал это собственными ушами. Ты не можешь одновременно быть у Тунга и идти к Тунгу, — заметил я с неоспоримой логикой.

— Нет, могу, — возразил сын, — я уже почти был у Тунга, да вспомнил, что забыл для него подарок, его подарок, которого он так ждет. Так что я быстро вернулся, возьму подарок и вот теперь пойду к Тунгу.

— Доброго пути и передай от меня сердечный привет другому Себастьяну, — напутствовал я его.

В течение дня мой сын трижды уходил к Тунгу, но, по всей вероятности, так до него и не добрался. Зато его видели в парке со светловолосой девочкой.

— Как на самом деле зовут Тунга? — деликатно спросил я.

— Тебе не обязательно это знать, — был ответ.

Самая большая забота подростков — это их самость. Чем я отличаюсь от моих друзей, от врагов и негодяев со школьного двора и, главное, что меня отличает от родителей? Чем я могу похвастаться?

В прошлом веке мы хвастались в основном своими сверхчеловеческими качествами и способностями. У каждого был уникальный талант. Кто-то мог ездить на велосипеде без рук, даже по лесу. Одна девочка из нашего класса умела невероятно далеко и метко плеваться. Она могла попасть в голубя, сидевшего над ее головой на двухметровом дереве. Один мой друг умел классно ругаться. Весь класс замолкал, когда он начинал ругань. Еще один друг хорошо знал химию и мог из любого мусора смастерить бомбу. Еще у нас был один правдоискатель, который всегда и всем говорил правду в лицо, и один «умник», который вечно подвергал сомнению наши способности и всех критиковал. Двух последних скорее терпели, чем признавали. Правдоискатели и «умники» всегда во всем виноваты, именно они своим недоверием и всезнайством сделали мир таким, каков он есть. Разумеется, таких тянет в политику, а там и еще дальше — в правительство. Если бы у власти были идиоты и фантазеры, возможно, мир страдал бы меньше.

Во всяком случае, у нас была увлекательная молодость. Мы не могли дифференцировать себя внешними атрибутами, как то шмотки, еда или коллекции пластинок. Советский Союз был страной магического реализма, производящей в основном идеи и идеологии. С любыми видами материи у этого государства были проблемы. Вместо того чтобы шить одежду или доить коров, советские граждане либо летали к звездам, либо из любопытства сверлили глубокие скважины в земле. В промежутках они пили, спали или мечтали. Удивительно, как это государство с его огромным населением вообще просуществовало семьдесят лет, а не улетело в полном составе в космос или не оказалось под землей. В молодости мы не могли себе представить другого общества, считалось само собой разумеющимся, что космические исследования важнее содержимого универмагов. Так что все мы носили одинаковые шмотки, пили и ели одинаковое и слушали одну и ту же музыку, если вообще ее слушали.

Для нынешнего подрастающего поколения основой самовыражения стали методы потребительского выбора. И опять-таки одежда здесь играет определяющую роль, важно, где она куплена: есть магазины, в которые молодежь ходит, иные же чуть ли не табу. И здесь чрезвычайно важно, в каком стиле ты одеваешься, скажем, в хипстерском или индо-хипповском. Затем идут музыкальные пристрастия. В айфон можно в среднем загрузить около 3000 треков, и они должны составлять индивидуальную, сугубо личную коллекцию, отражающую желания, мечты и предпочтения исключительно владельца данного айфона. То же и с прическами; молодежь красится в бесчисленное количество оттенков. Цветовая гамма на голове это как пароль, дающий доступ к пониманию внутреннего содержания человека.

Но несмотря на все старания, в конечном итоге все они всё же слушают одну и ту же музыку, носят одинаковые шмотки и прически, да и вообще их друг от друга не отличить. Непостижимо, как это капитализму удается водить за нос целое поколение: молодые люди думают, что делают выбор добровольно, а на самом деле все выбирают одно и то же. Это старая известная уловка. Ведь основа капиталистической экономики это создание концепций образа жизни — тоже своего рода производство. Некая маленькая неприметная фабрика грез выпускает и бесплатно распространяет эти концепции. Следом на рынок массово, и уже не бесплатно, выбрасываются товары, необходимые для того, чтобы соответствовать этим грезам. То же ясно прослеживается в отношении продуктов питания. И вот, в поисках своего «я» целое поколение в момент стало вегетарианским. Некоторые даже обратились в веганство, потому что животных они любят намного больше, чем растения.

Меня впечатляет этот неожиданный всплеск любви к животным. В кругу знакомых моей дочки осталось лишь два человека, кто ест мясо. Оба юноши и оба аутсайдеры. Девочки, понятное дело, животных не едят, они их любят. Да, девочки и раньше любили животных, обычно эта любовь развивалась в традиционной последовательности: лошадь, собака, друг. Нынче любовь к животным находит выражение в вегетарианской диете: мюсли, салат, еще один салат, друг. Вот такой теперь лозунг. Уже две недели как моя дочь питается вегетариански.

— Ведь у нас с животными так много общего, — вещает она нам каждый вечер.

Мне кажется, у нас гораздо больше общего с растениями, но я лучше промолчу. По дороге в школу, там, где раньше на каждом шагу были закусочные, теперь чуть ли не ежедневно появляются новые лавки, предлагающие только салаты, суть зелень под забавными названиями: «салат счастья» или «салат мирный» — по 7,5 евро за полную тарелку.