Смертники - Анатолий Гончар

– У, суки! – Схватив, последнюю оставшуюся у него гранату, Ефимов выдернул кольцо, разжал ладонь, дождался, когда произойдет щелчок и опять же без замаха отправил ее к противнику.

На этот раз он не стал дожидаться разрыва, а сразу рванул к врагу, и правильно сделал. Брошенная им «РГД» взорвалась с небольшим недолетом – на бруствере, осколки с фырканьем пронеслись мимо. Так что Ефимов оказался рядом с окопом противника как раз в тот момент, когда отплевывающийся от грязи «чех» начал поднимать свой «АКМС». Короткая, неприцельная очередь выбила оружие из рук противника и заставила его отпрыгнуть в сторону. Правая рука боевика обвисла плетью.

– Получи! – Слова слетели с губ уже после еще одной выпущенной из автомата очереди. Второй боевик – судя по всему, убитый из пулемета Тушина, – лежал чуть дальше.

– Уф! – выдохнул Ефимов, разворачиваясь в обратную сторону. Теперь следовало помочь группе разобраться с левым флангом противника, закрепиться в чужих окопах и перенести весь огонь на тех, кто сейчас окучивал его бойцов справа.

– Олег!

Позвав пулеметчика, Сергей вдруг понял, что по нему никто не стреляет. Не было слышно ни свиста близко пролетающих осколков, ни щелканья ложащихся рядом пуль, ни вспенивающихся под ногами разрывов. Весь бой шел как бы в стороне, помимо них. Доля секунды потребовалась Ефимову, чтобы понять происходящее: наши знали, что здесь свои, а сидящие в лесу бандиты до сих пор считали, что в этих окопах сидят их собратья. И этим было грех не воспользоваться.

– Олег! – уже не так громко окликнул Ефимов своего пулеметчика и, не дождавшись ответа, рванул в его сторону.

Тушин лежал в соседнем окопе и, смахивая с ладони кровь, тряс такой же окровавленной головой.

– О, черт! – вырвалось у Сергея, и он, в два прыжка преодолев разделяющее их пространство, рухнул на колени около своего пулеметчика.

– Нормально, командир, все нормально! – вытирая о штаны окровавленную руку, поспешно начал заверять Тушин, хотя, похоже, и он сам еще толком не верил в то, что все действительно обошлось.

– Погоди! – командир бросил взгляд на окровавленную бандану, затем на слипшиеся от крови волосы, и у него вырвался вдох облегчения. Пуля – нет, даже, скорее всего, осколок, да еще к тому же от выброшенной Ефимовым гранаты – прошел вскользь, содрав с головы пулеметчика лишь пучок волос и полоску кожи.

– Олег! – Рана уже практически не кровоточила, и потому тратить на нее даже секунды, используя драгоценное, столь мизерно отпущенное им время, Сергей не собирался. Времени и так оставалось все меньше и меньше. Потом, все потом. – Твой сектор вон там, – рука Ефимова поднялась сквозь частокол веток, показывая направление на противника. – Стреляешь только наверняка. Они, судя по всему, еще не знают, что здесь мы. Понял? – И, не дождавшись ответа переспросил: – Понял меня?

– Понял, командир, понял! – Тушин кивнул, вернул окровавленную бандану на голову и, ухватив пулемет, привычным движением водрузил его на бруствер.

– Я к своим!

Хлопнув бойца по спине, Ефимов выскочил из окопа и, забирая вправо, побежал в сторону все еще остающейся под перекрестным огнем группы. Почти сразу за спиной заработал пулемет – Тушин обнаружил какие-то цели.

«Быстро», – отметил про себя Сергей, но ни оглядываться, ни замедлять скорость движения не стал. Пробежав буквально десяток метров, он заметил, что рикошетные пули стали пролетать совсем уж близко. Одна из них, хорошо хоть на излете, впилась в торчавший из разгрузки магазин.

– У, мля! – выругался Ефимов, пожалев, что слишком рано покинул линию окопов. Рядом вжикнула очередь, но Сергей лишь пригнулся еще ниже и, не останавливаясь, устремился выполнять намеченную для себя задачу.

Засада – сколько жизней погубило это случайно слетевшее с губ слово.

Засада – и все члены немеют в ожидании неизбежного.

Засада – и рвется из груди трепещущее сердце.

Засада – и оружие само валится из рук.

Засада – отчаянный крик, отнимающий волю к победе.

Никто в группе Ефимова не произнес, не выкрикнул этого слова, но многие поняли и еще сильнее вцепились в свое оружие. Оружие – как вера в возможность сопротивления. Оружие – как надежда сохранить жизнь. Оружие – как путь к победе.

И еще одно слово мелькнуло в мыслях некоторых бойцов – подстава – как скромная замена слову «предательство»…

Лес близ опушки хоть и порос невысокими кустами шиповника, но сам по себе оставался не слишком густым, и Аркадий увидел, как дернулся шедший впереди всех Прищепа, услышал слившийся с автоматной очередью его предостерегающий крик, как зашелся в ответном грохоте «калашников» командира группы. Сам же Аркадий, крикнув «ложись», рухнул на землю и ужом скользнул за ствол ближайшего дерева. Падая, он еще успел увидеть, как метнулся в сторону командир роты, как подкосились ноги у не сумевшего уйти с линии вражеского выстрела Гришина, уловил, как матюгается за спиной отползающий за ствол дерева Юдин. Грохот выстрелов, шлепанье и визжание пуль поглотили все остальные звуки.

Аркадий подвинул винтовку и попробовал поднять голову, вознамерившись применить свое оружие, но тут же, совсем рядом просвистели прицельно выпущенные бандитами пули, лишь чудом не задев обладателя столь неосторожно высунувшейся головы. Противник находился слишком близко, вследствие чего применять «СВД» было почти невозможно. Но вот откуда-то из-за спины наконец-то заработал пулемет Юдина. Пули противника стали сыпаться чуть реже. Аркадий, по-прежнему вжимаясь в землю, скинул рюкзак и тут же пожалел, что не взял с собой вместо «ВССа» «АС» «Вал», но сожалеть об этом было поздно.

«Сейчас бы автомат! – подумалось Аркадию, и он вдруг вспомнил про упавшего радиста, про его так до сих пор и не сделавшее ни одного выстрела оружие.

– Ромка же ранен!

Как током поразившая сознание мысль заставила Кудинова вскочить на ноги и, не обращая внимания на непрекращающийся огонь со стороны противника, рвануть к раненому и наверняка истекающему кровью Гришину. В падении пролетев последний метр, Аркадий пополз к неподвижно застывшему радисту. Тот лежал на подмятых ветвях шиповника в неудобной позе, навалившись спиной на собственный рюкзак и, кажется, не подавал никаких признаков жизни.

– Сволочи! – прохрипел Кудинов и, забрав автомат из так и не выпустивших его пальцев радиста, начал поспешно вытаскивать из перепачканной кровью разгрузки магазины и так же спешно распихивать их по карманам своего маскхалата. Из восьми рожков два оказались безнадежно испорчены – прежде чем войти в грудь радиста, пуля прошила наискосок разгрузку.

– Ну, сволочи, держитесь! – прошипел Аркадий, бросая взгляд на пристегнутый к автомату Гришина сорокапятипатронный магазин. После чего откатился в сторону и выдал длинную, прижимающую врага к земле, очередь.

Каретников понял, что его ранили, не сразу, а только когда он, повалившись на землю, попытался дотянуться до предохранителя своего автомата. Рука оказалась скользкой от крови, а в боку начала шириться жгучая боль. Над головой часто-часто засвистели пули. Костя, превозмогая слабость, чуть попятился в небольшую, укрывающую от огня противника ямку. Пули над головой стали лететь чуть реже, хотя в том месте, где он только что был, их поток только усилился. Даже сквозь грызущую тело боль Костя отчетливо осознал, что эти пули ищут именно его – точнее, даже не просто его, а радиста. А до того, что им оказался именно Константин Каретников, никому не было никакого дела. Судя по всему, несмотря на сложенную антенну, их все же смогли вычленить из общей массы разведчиков. Можно было не сомневаться, что «чехи» наверняка с самого начала хотели убить именно радиста. Костя взглянул на так до сих пор не сдвинутый с места предохранитель…