Кино, вино и домино - Мария Арбатова

В первом ряду сидели наглаженные супруги Голубевы. Она с фотоаппаратом, он – с видеокамерой. За столом перед экраном появились обаятельный народный кинокритик Сулейманов и Печорина в оранжевом. Сулейманов взял микрофон:

– Сегодня у нас первый ворк-шоп, он задаст интонацию нашему фестивалю не только потому, что вести его будет «морская богиня», но и потому, что он поможет нам заглянуть в историю нашего кино.

– Вы что этим хотите сказать? – подняла выщипанные брови Печорина. – Что я – уже прошлое нашего кино?

– Нет-нет! Я хочу сказать, что мы будем говорить не только о вашем таланте, обаянии и молодости, но и о трудных годах для нашего кинематографа, – вышел Сулейманов из положения. – Наш сегодняшний ворк-шоп я бы назвал «Красота как работа»!

Печорина вышла в центр зала, улыбнулась ослепительной фирменной улыбкой и сказала:

– Я совсем не понимаю, что такое ворк-шоп. В наше время такого слова не было, я так понимаю, что у меня обычная встреча со зрителями, за которую раньше в Советском Союзе платили, кажется, двенадцать рублей…

– Это звездам платили по двенадцать рублей, а остальным значительно меньше! – заметил Сулейманов и трогательно сморщил свой пожилой нос.

Он выглядел добрым гномом, которого все обожали. И совсем не понимали, зачем он на каждый фестиваль тащит за собой новую молодую бабу, потому что его хотелось видеть в окружении стайки щебечущих внуков.

– Ах, ну какая я звезда? – повела плечиками в оранжевом платье Печорина. – Я – рабочая лошадь. Были годы, когда меня вообще не снимали. Как вы знаете, я родилась в деревне, но мой папа был сельским интеллигентом, учителем, и у нас была прекрасная библиотека. Нашей семьи не коснулись репрессии, папа был коммунистом. Я пела в хоре в Доме культуры, и было решено отправить меня учиться в областной центр… тоже на учительницу младших классов. Но я была очень красивой девочкой… Так считалось. И в городе меня увидел известный режиссер. Ему нужна была именно такая. Для съемок, естественно. Он поехал к отцу и спросил разрешения снимать меня в кино. Мама плакала, а отец сомневался. Но режиссер процитировал Ленина про то, что «важнейшим из всех видов искусств для нас является кино». Отец был коммунист, он не мог спорить с Владимиром Ильичем. А после этой картины, как вы знаете, я стала женой этого режиссера…

Девушки с задних рядов дурашливо зааплодировали. Печорина добродушно улыбнулась:

– Да, у нас была огромная разница в возрасте, но этот человек буквально вылепил меня. Буквально вытесал меня из дерева!

История кинозолушки продолжалась дальше. Ольга уже несколько раз все это слышала, так что отключилась, сидя в первом ряду и вовремя аплодируя. Если бы не подобный навык, давно бы состарилась и умерла, ведь на наших и западных экологических конференциях приходилось выслушивать такое количество галиматьи, что если организм не научался защищаться, то быстро погибал.

В экологическом движении было столько психически пограничных людей, что, кажется, приди туда хоть половина нормальных, планету очистят за несколько месяцев. Но нормальные почему-то совершенствовались и конкурировали в том, что уничтожало планету. Или просто пришло время пересмотреть норму?

Конечно, в общественном движении прошла целая эпоха с тех пор, как Ольгу попросили переводить людям, привозившим гуманитарную помощь в лохматом году.

И когда переводила, у нее от негодования дрожали руки, потому что взятки надо было платить чиновникам, в том числе и церковным, только за то, чтобы иметь возможность раздать людям гуманитарную помощь! И эта помощь все равно исчезала по дороге и загадочным образом оказывалась на рынках.

А приезжающему из Брюсселя куратору это было по фигу, он с первого дня сматывался к своему русскому любовнику в Подмосковье. И Ольге приходилось врать, снимая трубку в офисе, что куратор с гуманитарной миссией колесит по провинции…

Вынырнула из раздумий в момент, когда Печорина и Сулейманов заспорили о Фурцевой.

– Вы защищаете Фурцеву потому, что она вас обожала и давала вам зеленую улицу! А Фурцева – это Сталин советской культуры! – неожиданно твердо сказал добрый гном Сулейманов. – Она передушила половину кинематографического поколения. А как она уничтожала Михаила Ромма, Ростроповича?

– Да перестаньте! – капризно махнула на него рукой Печорина. – Вам, кинокритикам, лишь бы кого полить грязью! И не любила меня Фурцева, просто видела во мне такую же несчастную, невезучую бабу, которой мужчины пользовались и обманывали. А между прочим, честно о Фурцевой даже еще никто не написал. Скольких она защитила от власти? Скольким помогла и дала квартиры и звания?

– Проблема как раз в том, что она давала не тем! – воскликнул Сулейманов и не обратил внимания, что зал прыснул. – Фурцева сама писала в анкетах, что она «ткачиха из крестьян». Что она понимала в культуре? Она запросто подарила Хаммеру «Черный квадрат» Малевича из запасников Русского музея! Он в ее глазах не представлял особой ценности! А помните, как она требовала у мхатовских стариков, чтобы они включили в спектакли артистов народных театров? Что ей тогда сказал великий Ливанов? Он сказал: «Екатерина Алексеевна, а если бы у вас была внематочная беременность, вы бы пошли к гинекологу-любителю?»

– Во-первых, я тоже из деревни и не стыжусь этого! И как вы помните, играла аристократок. И неплохо играла, судя по премиям и званиям! – выкрикнула обиженная Печорина. – Отнимать у людей право судить о культуре только потому, что они из деревни, – это…

– Дискриминация, – подсказали ей из зала.

– Это даже еще хуже, чем дискриминация! – задохнулась Печорина. – Да что вы знаете о Фурцевой? А как она велела пригнать вагон водки в Париж для актеров Большого театра, гастролировавших во Франции? Да она женщин сделала женщинами! Вы хоть знаете, что ГОСТ модели бюстгальтера в сороковые годы позволял всего одну модель? А вы знаете, что в этой модели не было вытачки? Вы сможете надеть на приличную грудь бюстгальтер без вытачки? И только жены номенклатуры шили себе на заказ или носили трофейное! Раз в пятилетку в Министерстве легкой промышленности утверждались новые детали в бюстгальтерах! Вплоть до числа пуговиц на застежке бюстгальтера! Их чуть не Политбюро утверждало!

Дамы сзади оживленно зашептались.

– Ну, я, конечно, уже имел в те годы отношения с пуговицами на этом изделии, но… – мило улыбнулся Сулейманов.

– Не ерничайте! Это Екатерина Алексеевна на заседании Политбюро сказала: «Каждая советская женщина имеет право на качественный бюстгальтер!»

Аудитория бурно зааплодировала словам Печориной.

– Именно благодаря Екатерине Алексеевне Фурцевой была открыта фабрика в Черемушках, где начали шить качественное женское белье! – Печорина махала кулаком так, словно вспомнила это жест из какой-то своей советской роли.

– Извините, в те годы ходила неприличная частушка. Я позволю себе ее процитировать, чтобы снизить пафос вокруг количества вытачек и пуговиц, – мягко сказал Сулейманов. – «Прощай, скука, прощай, грусть, я на Фурцевой женюсь, буду тискать сиськи я самые марксистския!»