Гранды. Американская сефардская элита - Стивен Бирмингем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорят, что когда Генри Хадсон в 1609 г. плыл вверх по великой реке, он бросил якорь у этого места и наблюдал, как индейцы совершали одну из своих мистических церемоний, танцуя вокруг высокого костра. В сознании голландских поселенцев эта точка быстро стала ассоциироваться со всякими темными делами, и христиане, ужаснувшись языческим и таинственным злым обрядам, которые, как говорили, совершались на скалистом мысу, переименовали ее в De Deful's Dans Kammer («Дьявольская танцевальная комната»). Старинная частушка, призванная отпугивать от этого места детей, склонных к приключениям, гласила:
Ибо никто из тех, кто посещает логово индейца
Не возвращаются вновь в жилище людей.
Нож — их погибель, печальна их участь.
Остерегайтесь! Остерегайтесь кровавого пятна!
Все это привело к снижению стоимости местной недвижимости, и это было выгодно Даниэлю Гомесу. Он узнал, что в «кровавом пятне» сходятся несколько хорошо протоптанных индейских троп, и выбрал логово индейцев в качестве стратегически важного места для организации торгового поста.
Еще с колониальных времен предпринимались попытки отождествить американских индейцев с десятью потерянными коленами Израиля, составлялись длинные списки сходств между индейскими и иудейскими ритуалами в попытке доказать этот тезис. Указывалось, что, как и евреи, индейцы табуировали некоторых животных как «нечистых». Как и у евреев, у них было чувство личной чистоты; они поклонялись великому духу, называемому Йоховой; у них были верховные жрецы; у них были обряды полового созревания. У индейцев были важные священные дни весной и осенью, соответствующие Песаху и Суккоту, и двухдневный пост, соответствующий Дню искупления. У индейцев был лунный календарь, схожая система счета, есть поверхностное сходство между древнееврейским и индейским языками (и в древнееврейском, и в индейском языках используются гипербола и метафора, отсутствует сравнительная и превосходная степень). С тех пор антропологи считают эти сходства случайными, но во времена Даниэля Гомеса они были предметом серьезного изучения. В ранней сефардской общине Нью-Йорка эти вопросы обсуждались в синагоге. На случай, если они окажутся дальними братьями, раввины запрещали своим общинам плохо относиться к местным индейцам или эксплуатировать их. Как бы то ни было, Даниэль и индейцы с самого начала прекрасно ладили друг с другом. «Я способен понять индейскую мысль», — писал Даниэль своему другу.
Для своего поста Дэниел Гомес выбрал место, расположенное рядом с источником, где собирающиеся племена регулярно останавливались, чтобы набрать воды, и в 1717 г. приступил к строительству массивного каменного сруба. Торговля с индейцами не была лишена очевидных опасностей, и его торговый пост был одновременно и крепостью. Толщина стен спереди составляла два фута, а сзади, с той стороны, откуда нападение считалось более вероятным, — три фута. В доме было два огромных подвала, которые должны были служить хранилищами для товаров — ножей, топориков, безделушек и, конечно, оружия и виски, — которые Дэниел собирался продавать, а также для мехов, которые он намеревался приобрести.
Строительство велось посреди девственного леса, в семи милях от ближайшей деревушки Ньюбург, которая была заселена всего восемь лет назад. Пришлось валить деревья для заготовки древесины и поднимать из земли камни для стен. Строительство дома заняло шесть лет, но когда оно было завершено, Дэниел Гомес создал оазис силы и комфорта в пустыне. В главной гостиной Дэниел установил огромный камин шириной восемь футов и глубиной шесть футов, предназначенный для деловых встреч в зимние месяцы. Двадцать-тридцать индейцев могли собраться у огня, чтобы торговаться и обсуждать цены на рысь, бобра, выдру, черную лисицу, норку и ондатру. В меньшей комнате находился другой, такой же большой камин, выполнявший ту же гостеприимную и торговую функцию. В современных отчетах дом Гомеса описывается как обставленный «с максимальной роскошью, которую Гомес привез из Нью-Йорка». Здесь он с двумя сыновьями и, в конце концов, со второй женой проводил зимний сезон торговли пушниной. Должно быть, это была одинокая жизнь, но Гомесы всегда были самодостаточными людьми, больше заинтересованными в делах, чем в словах.
Одинокий форт стал называться «домом еврея», а в местных записях Даниэль упоминается только как «еврей Гомес». До недавнего времени ручей, протекавший рядом с домом Даниэля Гомеса (который когда-то был судоходным и, несомненно, перевозил некоторые товары Даниэля для бартера), обозначался на местных картах как «Ручей еврея». В течение тридцати лет Дэниел Гомес управлял своим торговым пунктом, поддерживая при этом тесные личные и деловые связи с Нью-Йорком. Как и его отец, он был избран прихожанином «Шеарит Исраэль», обязавшись выплачивать синагоге тогдашнюю кругленькую сумму в пятнадцать фунтов в год. Уже в 1727 г. он был причислен к «свободным гражданам» Нью-Йорка, но хотя звание свободного гражданина (или мещанина) давало его обладателю определенные права, другие — в том числе право голоса — можно было получить только путем натурализации.
В 1737 г. в ходе печально известных спорных выборов было оспорено право евреев голосовать в Генеральную ассамблею. Даниэль Гомес был в числе избирателей-евреев, чьи права оспаривались, а результат выборов Уильям Сьюард позже назвал «пятном в летописи Нью-Йорка, которое друзья рациональной свободы хотели бы видеть стертым». Протест был поддержан, и евреям было отказано в их правах. Однако через три года был принят закон о натурализации. Даниэль Гомес одним из первых воспользовался им и стал избирателем.
В начале революции, с приходом в Нью-Йорк британских и гессенских войск, «Шеарит Исраэль» закрыл свои двери, и большинство членов общины перебрались в восточные районы страны, охваченные революционным движением. Осталось лишь несколько тори, настроенных торийски. Среди них не было Даниэля Гомеса. Даниэль увез свою семью в Филадельфию, центр американского патриотического движения. Он был уже пожилым человеком, но тем не менее стал одним из основателей новой сефардской общины «Микве Исраэль».
Он продолжал следить за своими делами в Ньюбурге, где хозяйничал один из его сыновей. Вскоре сын смог написать Даниэлю, что нанял в подмастерья подростка — немецкого иммигранта и учит его выделывать шкурки бобра, выдры и норки, которые в индейских каноэ доставлялись вниз по Еврейскому ручью. Молодого человека звали Джон Джейкоб Астор — тогда его звали Ашдор, и фирма Гомеса платила ему по доллару в день. Безусловно, эта ранняя связь с Гомесами объясняет постоянно циркулирующие в Нью-Йорке слухи о том, что
