Гранды. Американская сефардская элита - Стивен Бирмингем

непокрытыми головами и голыми лицами, без обуви, как и мужчины, и со свечами. Среди них было много видных мужчин, занимающих высокие посты. От лютого холода, от бесчестия и позора, который они терпели от большого количества зрителей (ведь посмотреть на них пришло много людей из других мест), они шли, громко воя, плача и раздирая на себе волосы, несомненно, больше от бесчестия, чем от какого-либо проступка, совершенного ими против Бога. Так шли они в скорби по улицам, по которым проходит процессия Corpus Christi, пока не пришли к собору. У дверей церкви стояли два капеллана, которые совершали крестное знамение на лбу каждого со словами: «Прими крестное знамение, которое ты отринул и потерял, будучи обманут». Затем они пошли в церковь, пока не дошли до эшафота, воздвигнутого у новых ворот, на котором сидели отцы-инквизиторы. Рядом находился еще один эшафот, на котором стоял алтарь, у которого они совершали мессу и читали проповедь. После этого встал нотариус и стал называть каждого по имени, говоря: «Здесь ли?». Кающийся поднял свечу и сказал: «Да». Там прилюдно читали все, в чем он иудействовал. То же самое делалось и с женщинами. После этого им публично назначалось покаяние и предписывалось в течение шести пятниц ходить в процессиях, подвергая свое тело бичеванию пеньковым шнуром, босые, безногие и с головою, и в течение этих шести пятниц они должны были поститься. Было также предписано, чтобы во все дни своей жизни они не занимали никаких государственных должностей, таких как алькальде, альгуасиль, регидор или хурадо, не были государственными подьячими или посыльными, а те, кто занимал эти должности, должны были их лишиться. Также они не должны были становиться менялами, лавочниками, бакалейщиками или занимать какие-либо официальные должности. Они не должны были носить ни шелка, ни багряницы, ни цветных одежд, ни золота, ни серебра, ни жемчуга, ни кораллов, ни каких-либо драгоценностей. Они также не могли выступать в качестве свидетелей. И им было приказано, что если они оступятся, то есть снова впадут в то же самое заблуждение и прибегнут к чему-либо из вышеупомянутых вещей, то будут осуждены на костер. И когда все это закончилось, они ушли в два часа дня.

Генри Камен, один из лучших историков инквизиции, отмечает, что два часа дня — это традиционный испанский час обеда, и «примирение» 750 нарушителей, вернувшихся на путь праведности, несомненно, было хорошей утренней работой. По мере развития инквизиции и увеличения числа кающихся ауто-да-фе становились все более продолжительными, часто затягиваясь до ночи, а иногда и до нескольких дней. Однако сожжения редко проводились публично в центрах городов, их совершали на окраинах, вдали от глаз болезненных и любопытных. Кроме того, поскольку многие узники умирали в заключении, не дождавшись приговора, значительная часть жертв сжигалась только в виде чучела.

Более популярным видом наказания было «бичевание». Заключенному предписывалось «дисциплинировать свое тело» с помощью плетей, а часто для дополнительной дисциплины его привязывали к мулу и «волокли по улицам» в сопровождении палача. В таких случаях к участию в казни призывалась публика, забрасывавшая жертву камнями и мусором. Как благодарен должен был быть узник, вернувшийся к истинной вере. Дети и старики подвергались одинаковому наказанию — подростка приговаривали к тому же количеству ударов плетью, что и семидесятилетнюю женщину. Количество ударов плетью варьировалось в зависимости от проступка, но обычным минимумом считалось сто ударов, а максимумом — двести.

Еще более причудливым, хотя и эффективным средством наказания было санбенито (от слова saco benito — «священный мешок»). Странная одежда, по покрою напоминающая пончо, санбенито надевалась на голову и свисала до колен. Обычно она была желтого цвета, цвета трусости, и украшалась крестами, пламенем, чертями и другими напоминаниями о пытках. Вместе с санбенито надевался высокий остроконечный головной убор, похожий на колпак. Исправившийся еретик мог быть обязан носить этот странный наряд от нескольких месяцев до конца жизни, и любой рецидив иудаизма, когда его приговаривали к санбенито, означал немедленное сожжение на костре. К унижениям, которым подвергались носители санбенито, добавлялся еще и тот позор, что, когда кающемуся разрешалось снять свой мешок, он вывешивался с его именем в соборе «на вечные времена».

Томас де Торквемада, первый генеральный инквизитор инквизиции, сам был еврейского происхождения. Он был одним из тех, кто побудил Фердинанда и Изабеллу учредить инквизицию. Оба монарха относились к нему с большим уважением. Королева часто консультировалась с Торквемадой и обращалась к нему за советом по религиозным вопросам. В годы, предшествовавшие ее восшествию на престол, он часто посещал ее во дворце в Сеговии и стал ее личным духовником. Позже он стал личным духовником Фердинанда и, должно быть, выслушал несколько поразительных рассказов, если Фердинанд признался во всем. Торквемада был известен своей скрупулезностью и целеустремленностью. Его называли «бичом ереси, светом Испании, спасителем своей страны и честью своего ордена», которым был доминиканский. Папы Сикст IV и Александр VI прославляли Торквемаду за его стремление избавить Испанию от евреев и мавров и с восхищением отзывались о бесперебойной работе его судов.

Странный, суровый, властный человек, он дошел до нас через историю как соединение мифов и противоречий. Говорили, что он никогда не путешествовал, если его не сопровождали 250 вооруженных охранников и 50 всадников, что он патологически боялся темноты и не мог спать, если рядом не было сопровождающего, который будил его от страшных кошмаров. Говорили также, что он никогда не ел, если рядом с его тарелкой не лежали рог единорога и язык скорпиона. Учитывая, что рога единорога в Испании XV века были нарасхват, он, должно быть, обедал нечасто. Его превозносили за крайний аскетизм, но на портрете, написанном одним из современных художников, он изображен полнолицым, смуглым, со странным житейским взглядом на жизнь. Его лицо можно назвать явно семитским, и, возможно, это как-то отразилось на его мировоззрении.

Именно он, чья собственная кровь была «нечистой», впервые ввел доктрину лимпиезы в доминиканском монастыре, построенном им в Авиле и посвященном святому Фоме Аквинскому. Это холодное и красивое здание, обращенное к безмятежным внутренним дворикам и садам, построенное на деньги, полученные от жертв его инквизиции, является сегодня главной туристической достопримечательностью Авилы. Считалось, что стандарты Торквемады абсолютно безупречны. В 1484 г. папа римский Сикст IV написал письмо, в котором поздравил его с тем, что он «направил свое усердие на те дела, которые способствуют прославлению Бога и укреплению ортодоксальной веры». Он обладал буйным нравом и даже не боялся властно разговаривать со своими королем и королевой. Согласно одному из рассказов, группа евреев предложила Фердинанду