Танец сомкнутых век - Наталья Серая

Они вернутся новыми богами. Богами всего мира. Их мира.

Время тянется каплей густой смолы, медленно ползущей по шершавому стволу дерева. Время тянется тонкой нитью паутины, неспешно разматываемой пауком промеж ветвей на лесной тропе. Время тянется. Бесконечно, бесконечно тянется.

Конечно, Константин не ждёт, что Анна вернётся на следующий же день. Или в ближайшие дни. Или… неделю? Две?!

Какая глупая, какая бесполезная ложь.

Он ждёт. Ждёт её каждый день, каждую минуту.

Она не возвращается так долго, что белые цветы в его волосах успевают облететь россыпью невесомых лепестков. 

Она не возвращается так долго, что Константин делает то, чего обещал себе не делать. Много раз обещал. Он ищет её. Весь остров тянется нитями к его сердцу, и если бы с ней что-то случилось — он сразу же узнал бы, почувствовал. 

Константин обещал себе не следить за ней. Константин не может сдержать этого обещания.

Ленты связей едва ощутимо вибрируют на его пальцах, ищут её дыхание в ветре, ищут прикосновение высокой травы к её ладоням, ищут шорох случайного листа в её волосах, читают вкус её губ с закушенной былинки. Ответ приходит неожиданно быстро и близко: из деревни племени Длинных Теней, из сердца Фрасонегада.

Леволан размыкает полупрозрачное третье веко, поднимает голову, бездумно моргает, щурится, привыкая к скудному освещению. Теперь Константин действует куда аккуратнее, чем тогда, в той другой — первой — жизни. Он не врывается, он не калечит разум. Лишь тянет за нужные нити. После того, как остров начинает поглощать смерть, после того как у него остаётся втрое меньше глаз и ушей — он не может позволить себе слишком беспечно распоряжаться тем, что осталось.

— Тир-Фради умирает, on ol menawi. У него никого, кроме нас, не осталось.

Леволан лениво ведёт клыкастой мордой из стороны в сторону, раздувает узкие ноздри, улавливая знакомый запах. Взгляд вытянутых зрачков скользит по расчерченным тенями стенам просторной хижины, по обманчиво хрупкой фигуре болотной ведьмы Мев, сидящей на циновке в центре. Неужели она держит эту зверюгу прямо в своём доме?.. Взгляд скользит дальше, выцепляя из полумрака напряжённо выпрямленную спину, руки, сцепленные в замок на коленях: Анна сидит на циновке напротив Мев, слушая её с сосредоточенным вниманием.

— Дети Тир-Фради учатся жить в умирающем мире, — продолжает Мев. — Но посмотри, посмотри на это, — она наклоняется в сторону Анны и демонстрирует маленькие древесные рожки, покрытые мелкими цветами.

Это что, поветрие такое, что ли?..

— Мев больше не живёт, она почти так же мертва, как Катасах. Откуда взяться цветам на мёртвой голове? — она усмехается, будто бы сказала шутку, понятную лишь ей одной. — Катасах говорит — это надежда. Надежда, что ещё не покинула нас. Потому так важен каждый, кто в силах. Ты важна, Анна.

Одна из теней у дальней стены неожиданно приходит в движение, и только теперь глаза леволана распознают в ней человека. Сиора, принцесса племени Красных Копий. Уже бывшая, надо полагать. В её руках поднос и плошки с чем-то дымящимся. Движется она как-то заторможено, даже неловко, по пути к центру хижины успев сбить большую напольную корзину, споткнуться о край циновки и уронить одну из плошек. Поставив перед Мев две оставшиеся, под её укоризненным взглядом Сиора вновь отходит к стене и вперивается глазами в пустоту перед собой.

Анна наблюдает за ней, напряжённо нахмурившись.

— Для этого я здесь, — медленно произносит она, берясь за плошку и согревая её в ладонях. — Что я могу сделать, Мев? Как мне всё исправить?

— Ты пришла к Мев за ответами, — болотная ведьма качает головой. — Но у Мев нет тех ответов, что ты ищешь.

— Но ведь была какая-то причина, по которой ты позвала меня через море, — Анна отставляет плошку в сторону, так и не прикоснувшись к содержимому. — Ты —хранительница мудрости, ты видишь больше, чем способны видеть глаза обычных людей. Ты знала, что я могу что-то сделать. Что?

Мев неспешно отхлёбывает горячий отвар.

— Ты задаёшь правильные вопросы. Но задаёшь их не той, кто даст ответ. Задай их своему сердцу. Спроси его, где искать силу, бóльшую, чем ты сама. Без этого тебе не одолеть Самозванца.

— Я не… Нет! — Анна жёстко сжимает губы. В скудном спектре различаемых леволаном цветов её глаза кажутся двумя острыми осколками чёрного обсидиана. — Я не сделаю этого снова. И никому не позволю сделать. Пусть хоть весь мир катится в бездну — я найду другой путь.

Мев неожиданно смеётся:

— То, что ты так уверена в том, чего не хочешь — это уже полшага к нужному пути. Осталось только узнать, чего же ты хочешь. И кто ты на самом деле.

— Я?.. Я — это просто я. Что за странный вопрос?

— Кто ты?

— Я Анна де Сарде. Регент Торгового Содружества.

— Кто ты, Анна?

— Я — on ol menawi — связанная с духом земли, которой никогда не знала.

— Кто ты?

— Я… Я не знаю. Кто? Какой ответ должен быть правильным?

Мев пожимает плечами:

— Вот ты мне и скажи. Но сначала освободи себя от всего, что не ты.

Анна часто моргает. 

— О чём ты?

— В тебе слишком много чужого. Чужие мысли, чужие дела, чужие беды, чужая вина. — Мев задумчиво смотрит на Сиору и чешет подбородок. — Чужая Анна. Чужая самой себе. Где дом твоего сердца? Где корни, дающие тебе силу расти?

Анна чуть озадаченно склоняет голову:

— Мой дом остался за морем. Только теперь это и не дом вовсе. Потому что я не хочу возвращаться туда без него, без Константина. Но какое это имеет значение? Почему мы говорим обо мне? Я пришла к тебе в надежде, что ты, хранительница мудрости, знаешь, что нужно делать. Ведь в твоих руках силы, способные обмануть даже саму смерть.

— Смерть нельзя обмануть, on ol menawi, — Мев вздыхает и качает головой. — Ты умеешь искать. Поэтому Мев и позвала тебя. Найди Анну, в которой есть силы уничтожить Самозванца: чёрную воду, что отравляет Тир-Фради. 

— Я уже сказала — я не собираюсь…

— Ты отвергаешь ответы ещё прежде, чем задаёшь вопрос! — болотная ведьма раздражённо фыркает. — Он — это уже не он, — Мев произносит это так, будто объясняет неразумному ребёнку, почему нельзя трогать огонь голой рукой, и тут же принимается загибать пальцы: — В нём дух Винбарра. В нём то, что было Константином. И кто-то ещё. Злой и непонятный, скрывающий своё лицо. Мев такого никогда не встречала. Из-за него Винбарр не может освободиться. Из-за него наш дом страдает и умирает, — она устало прикрывает глаза. — Самозванец борется против мира. И не может увидеть, что главный его бой — в нём самом.