Таинственный Леонардо - Константино д'Орацио

как раз тем живописцем, кто смог бы расписать так называемый Дощатый зал (Sala delle Asse) внутри одной из крепостных башен замка Сфорца (см. иллюстрацию 8 на вкладке).

Никто не может с точностью объяснить, откуда происходит название этого помещения. Возможно, что от ряда планок, защищавших его стены от сырости, или от деревянных строительных лесов, установленных Леонардо для выполнения этой работы. Недавно выяснилось, что в некоторых документах зал назывался «Тутовая комната», по величественным деревьям шелковицы, написанным вдоль стен и поднимавшимся в виде величественных колонн до самого потолка. Это открытая дань признательности Лодовико, очевидная, однако не слишком навязчивая[74]. Шелковица – это не только тутовое дерево, давшее имя герцогу, но также символ предусмотрительной военной стратегии: весной это дерево всегда распускается позже остальных, когда минует опасность поздних заморозков, так и Моро всегда выжидал удачный момент для того, чтобы внезапно нанести смертельный удар. Тем не менее непосредственной ссылки на герцога недостаточно для того, чтобы полностью раскрыть смысл этой странной работы, одной из наиболее загадочных из всех вышедших из-под кисти художника.

Эта работа входила в программу превращения укрепленного замка династии Висконти в резиденцию семьи Сфорца. В этом зале принимали посланников и знатных гостей, для которых предназначалось его убранство. Впервые в своей карьере да Винчи получил задание придумать образ, который прославлял бы деяния Лодовико. Результатом стала грандиозная тенистая аллея, украшенная великолепными ветвями и листьями, среди которых ярко вспыхивали красные тутовые деревья. Пространство, замкнутое в четырех стенах, внезапно распахивалось, превращаясь в великолепный первозданный природный пейзаж, который на самом деле строго подчинялся воле и расчету художника. Проведенные недавно реставрационные работы позволили увидеть часть помещения с рисунком, сделанным угольным карандашом, на котором древесные корни, как кажется, проникают внутрь скалистой стены. Леонардо обращался со стеной как с природным материалом. Благодаря его твердой руке мы сегодня можем воочию видеть, как мощные древесные корни оставляют глубокие борозды в стене.

Художник не удовлетворился тем, что заставил вырасти прямо из-под пола и зацвести пышные деревья: их ветви оплетал позолоченный шнур, настолько длинный и запутанный, что казался не имеющим ни начала, ни конца. Он извивался между ветвей, образуя все более замысловатые узлы. На первый взгляд, невозможно было распутать этот чудесный клубок, тем не менее существовал алгоритм, направлявший нити. Леонардо замаскировал его между листьями.

Иные узлы, иные идеи

Кроме потолка в Дощатом зале в те же годы да Винчи, кажется, использовал узлы для довольно амбициозного и, возможно, так и не доведенного до конца проекта (см. иллюстрацию на следующей странице). Это была не картина и не скульптура, но мечта о настоящей академической лаборатории, в которой собирались бы его коллеги-художники, интеллектуалы и ученые, сообщество, напоминающее Платоновскую академию во Флоренции, в которую он не был допущен. Это предположение вызывает появление среди его записей целой серии рисунков, настолько детальных и точных, что они кажутся готовыми для печати на книгах и гербах: фантастические круги, образованные последовательным переплетением узлов, обрамляющих надпись AGADEMIA LEONARDI VINCI, представляющую собой единую линию, не имеющую ни начала, ни конца. Они были настолько прекрасны и загадочны, что Дюрер воспроизвел их на нескольких своих знаменитых гравюрах, а Рафаэль вставил в росписи ватиканских станц[75] на балдахине, украшающем алтарь его «Диспуты»[76].

Эзотерическая пропаганда

Такой узелковый стиль несомненно пользовался популярностью в XV веке. Когда Леонардо прибыл во Флоренцию, у него было с собой много рисунков узелков, как тогда называли переплетения (не говоря о том, что на тосканском диалекте их принято было называть «vinci»). На одном из листков с архитектурными эскизами художник набросал для памяти «узлы Браманте», явно указывающие на переплетения, которыми архитектор из Урбино украсил потолок Старой ризницы в Санта-Мария-делле-Грацие. Да Винчи годами ходил в эту церковь, и мотивы Браманте должны были поразить его. Именно поэтому узлы, изобретенные Браманте, сразу же приходят на ум при взгляде на те, что обвивают ветви в Дощатом зале. Кажется, что речь идет об одном из знаков, наиболее близком семье Сфорца: он появляется на знаменитых картах таро Висконти-Сфорца[77], украшающих мебель в замках Сфорца и одежду женщин из семьи Моро.

Узел да Винчи, версия без надписи ACADEMIA LEONARD! VINCI

Однако в данном случае Леонардо развлекается, сбивая с толку взгляд и играя с четверичным ритмом. Узлы всякий раз образуют четыре овала или переплетаются, образуя соломоновы узлы (см. иллюстрацию выше), которые начали появляться во многих церквях Европы начиная со Средних веков и, в свою очередь, базировались на цифре четыре. Именно эта цифра вместе с кратными ей упорядочивает все пространство, в котором работает художник: четыре стены зала, четыре угла в нем, шестнадцать написанных деревьев с подрезанными верхушками, следующими за ребром потолка с зеркальным сводом[78], иначе говоря, с едва заметным изгибом. Живопись сочетается с архитектурным ордером, превращая комнату в первозданный природный пейзаж: органический космос.

Кроме дани уважения семейству Сфорца и отсылки к Браманте здесь, возможно, имеется тонкий намек на себя самого, а также на древний соломонов узел[79], художник нагромождает знаки, создающие переплетение религиозных, политических и эзотерических значений. Помимо спонтанно растущих деревьев аллеи также обнаруживается строгий план, прославляющий встречи и тесные связи Моро с самым могущественным союзником в Европе – с императором Максимилианом I. На это намекают надписи, начертанные на потолке (их также четыре): одна касается выступления Лодовико на стороне императора Максимилиана против Карла VIII Французского, другая прославляет бракосочетание его племянницы Бьянки Марии Сфорца с императором, третья торжественно отмечает присвоение титула герцога Лодовико Моро сразу после смерти (весьма подозрительной) юного Джана Галеаццо, а последняя напоминает о завоевании миланцев Людовиком XII, королем Франции. Кроме этой последней, вероятно, написанной после изгнания Лодовико из города, остальные надписи превозносят три выдающихся момента стратегии действий самого решительного и волевого правителя Милана из всех бывших до него. Моро ценил искусство войны и дипломатии гораздо выше, чем живопись, однако, поскольку она обслуживала и укрепляла его власть, он решил, что Леонардо успешнее других художников сможет придать блеск его правлению. Не случайно художник обессмертил на великолепных портретах любовниц герцога и лично проводил официальные церемонии во время многочисленных придворных празднеств тех лет.

Праздники и представления

В действительности, на протяжение всей жизни у Лодовико была идея фикс: добиться такого же авторитета, которым пользовался Лоренцо Медичи в Европе. Несмотря на громкую военную славу, ему мало было лавров главнокомандующего. Он был дипломатом, меценатом (говорили, что после смерти