Очарование зла - Елена Толстая

Скоблин взорвался:

— Эта статейка, несомненно, накарябана кем-то по заданию советской разведки. Таким образом комиссары пытаются посеять…

Не дослушав, Вера вскочила.

— Боже! Я опаздываю!

Увязая каблуками в посыпанной гравием дорожке, она устремилась к калитке. Крымов, безуспешно мечтающий вернуть чаепитие в благопристойное русло, обратился жилеточным брюхом в сторону убегающей Веры:

— На любовное свидание, разумеется?

Вера на миг остановилась.

— Ну что вы! — донесся ее свежий, веселый голос. — На встречу с чекистом!

И исчезла.

Крымов провел по животику ладонью, затем той же ладонью пригладил волосы, вкусно усмехнулся:

— Какая она у вас, право, язва, Александр Иванович! «На встречу с чекистом!» Но в остроумии не откажешь…

Орловская с ужасом смотрела на калитку, за которой исчезла Вера. Затем вздохнула, взяла себя в руки и довольно уверенно откушала третий стакан чаю.

* * *

Вера выскочила из такси возле Люксембургского сада, на ходу отсчитала шоферу деньги, побежала по дорожке, мимо статуй и подстриженных деревьев. Затем остановилась, отдышалась, поправила волосы. Достала пудреницу, помаду, подвела губы. Осталась собой довольна.

Пошла дальше, уже медленнее. Поймала несколько одобрительных взглядов: во-первых, от старика аккордеониста, во-вторых, от паренька в кепке, который шагал куда-то упругой спортивной походкой, в-третьих (совсем уж неожиданно), от маленькой девочки, прогуливающейся в саду с няней. Старику Вера преподнесла воздушный поцелуй, отчего он заиграл с удвоенной мощью. Пареньку не ответила. Девочке подмигнула, как равной, и та, споткнувшись, несколько раз еще с удивленным видом оборачивалась на странную даму.

Наконец Вера остановилась. Вот оно, условленное место, условленная аллея. Чудесно. Она еще раз припудрила нос. У Маты Хари была, по крайней мере, экзотическая внешность. Что, если наружность Веры сочтут чересчур банальной и не поручат ей ничего интересного? Никогда не знаешь, как угадать. Вера вспомнила подругу в гимназии, носатую Нину, которая глубоко страдала от сросшихся на переносице черных бровей и своего удивительного носа. А Вера вздыхала: «Да ты — счастливица…» Мужчины всегда делают выводы касательно женщины исключительно по ее наружности. Дураки. Как обычно.

Она защелкнула пудреницу.

Мужчина стоял на другой стороне аллеи и смотрел на нее.

Вера устремилась к нему, на ходу раскрывая объятия:

— Жорж, как я рада вас видеть!..

— Я скучал без вас, Франсуаза, — сухо ответил он и посмотрел на нее с отвращением. — Вы опоздали.

— Ой… — Вера выдохнула, приложила руку к груди. — А я уж испугалась, что это не вы. Ну, вдруг обозналась?

— Вы неправильно назвали пароль, только и всего, — отозвался он с недовольным видом.

— Как это — «неправильно»? — возмутилась Вера. — «Жорж, как я рада вас видеть!» Это разве неправильно?

— Нет. Вы должны были сказать: «Как я рада видеть вас, Жорж!»

Вера закивала.

— Да, да, точно. «Жорж» должен быть в конце. Но ведь смысл от этого не меняется. Как от перестановки слагаемых, помните?

— Запомните, — желчным тоном произнес мужчина, — вы обязаны произносить слова пароля исключительно в той последовательности, которая вам указана. Никак иначе. Если пароль начинается со слова «как» — вы должны начинать со слова «как». Если пароль начинается со слова «задница», вы должны начинать со слова «задница».

— Большинство задницей заканчивает, — сказала Вера, обижаясь.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

— Далее. Если вам назначена встреча на три часа, значит, вы должны явиться именно в три. А не опаздывать на двенадцать минут.

Вера вытянула губы трубочкой.

Он не обратил на эту гримасу ровным счетом никакого внимания.

— И наконец, какого цвета должен быть ваш берет?

— Синего, кажется… — Вера вздохнула, улыбнулась. — Но синий цвет решительно не идет к этому костюму.

— Вы шли не на свидание к человеку, которому хотели понравиться. Вы шли на встречу с сотрудником, который должен опознать вас по заранее оговоренной детали туалета, — не унимался мужчина. — В нашем случае это берет.

— В следующий раз, — задушевно сказала Вера, — непременно приду в синем берете.

— В следующий раз вы придете в том, в чем вам скажут…

— Скажите, Жорж, — Вера продела руку ему под локоть, и они пошли по аллее, — как вы считаете, я гожусь для этой работы? Можете говорить абсолютно откровенно.

— Для начала, я не Жорж.

— А кто вы, если не Жорж? — изумилась Вера и прижалась к нему потеснее.

Он отстранился.

— Для вас я Дуглас. Решение о возможности вашей работы с нами и о вашей пригодности решат другие товарищи. Я должен представить им выводы касательно вас из своих наблюдений.

Вера взглянула на него удивленно. Дуглас поджал губы и отвернулся.

Мысленно он проклинал все на свете. Хорошо «кремлевским мечтателям» — направили его на эту чертову встречу. Им не приходится общаться с этой взбалмошной буржуазной дамочкой, которая совершенно явно вся извелась от скуки и теперь жаждет остреньких ощущений.

«Судя по всему, что известно о Гучковой, — отчаянно рапортовал Дуглас еще до встречи с Верой, — она совершенно непригодна для работы. У нее взрывной, непредсказуемый характер, она анархична и не подчиняется никакой дисциплине. Ее так называемые пробольшевистские высказывания продиктованы по большей части личной неприязнью к певице Плевицкой и ее манере держать себя в обществе, нежели какими-либо убеждениями…»

«У этой буржуазной дамочки имеется один неоспоримый плюс, — пришел ответ из Москвы, — ее близость к отцу. Гучков полностью доверяет своей дочери. Это дает нам реальную возможность проникнуть в его организацию. А учитывая его контакты с немцами — возможно, и в германский Генеральный штаб. В свете предстоящей войны с Германией это приобретает первостепенное значение…»

За несколько дней Вера успела возненавидеть Антиб, кажется, до конца своей жизни. Ни в чем не повинный курорт на берегу Лазурного моря старался, как умел. Он облачался в синее и туманно-лиловое, украшался обильным солнечным золотом, он умело чередовал зовущий аромат моря, прилетавший вместе с ветром, и печальный запах пыльной листвы, таящийся в неподвижном полуденном воздухе.

Ни все эти ухищрения, ни прелестная белая набережная, полная гуляющей публики, ни дансинги с тягучими танго и рассыпчатыми фокстротами — ничто не могло смягчить сердца Веры.

Она занималась ерундой, и при том в компании скучнейшего спутника на свете.