Жена лекаря Сэйсю Ханаоки - Савако Ариеси

Сэйсю пришел в отчаяние, выслушивая «благородные» доводы матери и жены, но он прекрасно понимал, что вмешиваться нельзя. Давнюю вражду между женщиной, которая родила его, и женщиной, которая выносила его ребенка, невозможно удалить взмахом скальпеля. Однако мало-помалу лекарь начал размышлять над этим разговором с точки зрения ученого. Предположим, снадобье действительно можно будет испробовать на человеке. Опасность, конечно, велика, записей о том, чем это может закончиться, не существует… Через некоторое время он настолько погрузился в свои мысли, что перестал слышать и видеть бранящихся женщин.

– Так, понятно. – Казалось, Сэйсю пришел к решению. Глаза его загорелись, густые брови сошлись на переносице, выражая твердое намерение отдать предпочтение науке, родимое пятно на шее не шелохнулось. – Ладно, – продолжил он, – я беру вас обеих. Все равно надо когда-то на ком-то попробовать.

Каэ почувствовала опустошение. Силы покинули ее, голова закружилась. Оцуги же не могла не оставить за собой последнее слово:

– Если вы берете нас обеих, позвольте мне быть первой.

Все трое согласились, что опыт надо держать в тайне даже от учеников. Корику сказали, что мать будут лечить от одного запущенного заболевания. И только Сэйсю, Оцуги и Каэ знали правду.

Сэйсю потребовалось время, чтобы приготовить необходимую, по его мнению, дозу. Прошел месяц. За день до опыта Оцуги тщательно расчесала волосы, прежде чем вымыть голову. Каэ хотела помочь ей, но была настолько потрясена, увидев Оцуги у колодца, что так и не сумела предложить ей свое содействие. Похоже, густые черные волосы – краса и гордость ее свекрови – перестали расти и теперь едва доходили до плеч. Всего два года тому назад, на шестидесятилетие Оцуги, раздумывая над тем, как ей удалось сохранить этот восхитительный иссиня-черный оттенок, Каэ пришла к выводу, что свекровь вырывает седые волоски. Удивительно, что ее волосы не старели, в отличие от волос невестки, в которых тут и там мелькали белоснежные нити, несмотря на то что она постоянно от них избавлялась. И вот теперь роскошные волосы Оцуги стали такими короткими! Молодую женщину затрясло, стоило ей сопоставить возраст свекрови с ее невероятной смелостью.

Оцуги несколько раз вымыла волосы, окуная их в деревянный тазик с теплой водой, смешанной с соком цветков японской магнолии. Волосы плавали и извивались вокруг ее рук. Каэ наблюдала за ней, не в силах двинуться с места. Эта зловещая сцена напоминала приготовления к смерти. Ибо, несмотря на все заверения Сэйсю, Оцуги допускала трагический исход. Каэ всерьез задумалась о том, в каком положении окажется, если Оцуги умрет, а она выживет. В таком случае ей до конца жизни придется выслушивать похвалы соседей в адрес самоотверженной матери лекаря. Но она следующая в очереди, и вскоре придет ее черед мыть волосы. Эта мысль напугала ее. Глядя в спину Оцуги, Каэ прямо-таки ощущала исходящее от свекрови желание увести невестку за собой в мир иной, и все же не могла не восхищаться. Интересно, есть ли на свете хоть одна женщина, равная Оцуги, такая, которая сумела бы столь же невозмутимо мыть голову в подобных обстоятельствах?

Корику принесла еще одну бадейку горячей воды, рядом с ней бежал пес по кличке Киба. Не желая больше смотреть на Оцуги, Каэ собралась было вернуться в дом, резко развернулась, но не успела сделать и шагу, как Киба гавкнул у ее ног. Она почувствовала что-то мягкое под правой гэта,[42]пес с воем дернулся из-под тяжелой деревянной подошвы, прищемившей ему хвост. Каэ тут же отпрянула назад, но было слишком поздно. Киба бешено вертелся на месте, черные пятна слились с белыми. И вот, пронзительно проскулив, он упал на землю. Из пасти полилась кровь.

Корику вскрикнула и закрыла лицо руками. Бадейка упала на землю, обдав ноги водой. Пораженная Каэ впала в оцепенение, глядя на только что издохшего пса. Она глазам своим не могла поверить!

– Что ты наделала, Каэ! Какая жестокость, и в такой день! – На нее с бледного лица, занавешенного мокрыми прядями черных волос, с которых капала вода, смотрели горящие злостью глаза. Брошенное в ее сторону обвинение привело Каэ в чувство.

На следующее утро Каэ приготовила Оцуги постель в комнате Сэйсю. Свекровь осторожно улеглась на футон. Она была в ночной одежде; чистые, старательно расчесанные волосы рассыпались по плечам. По обычаю, больные женщины всегда распускали волосы на случай, если голова соскользнет с подушечки. Чтобы не показаться растрепанной, Оцуги повязала на лоб светло-зеленую шелковую ленту. Эта «лента больного» завязывалась над левым виском, концы ее свободно спускались на лицо.

Лекарь сам назначил дозу и смешал травы. В комнате находились только трое – Каэ, Оцуги и Сэйсю. Оцуги взяла в руки большую чашу и спросила у сына:

– Сколько времени пройдет до того, как это начнет действовать?

– Все зависит от человека, но я так думаю, что меньше часа.

– Правда?

Сэйсю и Каэ наблюдали за тем, как Оцуги с выражением мученицы на лице пьет содержимое чаши.

– Не так горько, как я думала.

– Я подсластил его, чтобы было легче пить.

– Как было бы чудесно, если бы человек действительно мог уснуть, просто выпив чего-нибудь…

– Немедленно ложитесь, прошу вас. Снадобье очень сильное.

– Хорошо. Но прежде я хочу попросить вас кое о чем.

– Да, матушка?

– Когда Рёхэй вернется домой… я хочу, чтобы вы усыновили его.

– Моего родного брата?

– Да. Я очень переживаю, у Ханаока ведь нет наследника. Не то чтобы я собиралась умереть от этого вкусного лекарства. Но я уже давно об этом подумываю. Пожалуйста, сделайте Рёхэя своим наследником.

– Хорошо, матушка. Поскольку он тоже изучает медицину, из него получится отличный преемник.

– Теперь я спокойна.

Некоторое время Оцуги пролежала в постели, пытаясь закрепить ленту так, чтобы не выглядеть непривлекательно. Потом, как и было велено, закрыла глаза.

– Если желудок заболит, тут же дайте мне знать. Мы с Каэ по очереди будем сидеть подле вас.

Оцуги кивнула в ответ. Вероятно, она старалась сберечь силы, потому и сдерживала эмоции. Но все же Каэ она казалась смешной, точно актер в забавной пьесе. Злая старуха, которая глядела на нее вчера сквозь завесу мокрых волос, и эта высокомерная дама в молчаливой медитации – два совершенно разных человека. Если хорошенько присмотреться, можно увидеть морщинки вокруг ее глаз, но все равно нельзя не признать, что для своего возраста она по-прежнему красива. По сравнению с матерью Каэ, которая умерла два года назад, Оцуги выглядела очень молодо. Каэ часто задумывалась над тем, в чем же кроется секрет ее красоты.

Пришли пациенты, и Сэйсю исчез, оставив женщин одних. Снадобье подействовало не слишком быстро. В комнате воцарилось тягостное молчание. Оцуги лежала с закрытыми глазами, Каэ не открывала рта. До недавнего времени здесь, на застланном татами полу, постоянно лежали кошки и собаки. Теперь их не было. И только дыхание двух женщин нарушало гробовую тишину. Но запах прошлых опытов еще не выветрился: вонь от шерсти животных, отвара из трав, рыбы, смрад рвотных масс, крови и гниения – удушливая смесь, походившая на трупное зловоние. Каэ даже моргать перестала, подумав, не примешается ли в скором времени к этой вони запах тела Оцуги.