Застолье в застой - Виталий Коротич

Похожие объяснения, наверное, были даны американцам в 1964 году, когда на приеме у тогдашнего их президента Линдона Джонсона советский глава государства Никита Хрущев выловил в хрустальной вазе с подкисленной водой, которую ему подали для омовения жирных рук, кусочек лимона и принялся его жевать. Конечно же, кое-чего в застольном этикете проспиртованным умом не понять; но — был бы ум… Впрочем, казусы с «большими вождями» случались в разные времена.

Подробности ушедших обычаев и минувших эпох бывают связаны с едой самым забавным образом. Петр I, введший бритье в собственную привычку и заодно приказавший подданным сбрить бороды, неожиданно этим осложнил этикет. Раньше бороды, как сейчас салфетки, служили императорским подданным также для вытирания ртов (причем от бани до бани бород никто не мыл). Когда же бороды сбрили, возродился старый обычай класть на стол капустные листы для вытирания рук и лица. В домах побогаче постепенно приучились к полотенцам или специальным вышитым платам, подаваемым для гигиенических целей. Кстати, и в Европе салфетки намного младше ложек с ножами, их внедрили с середины XV столетия. До этого пользовались широкой скатертью, которая закрывала колени гостям и заодно служила им для вытирания рук и ртов (по этой причине скатерть на торжественных трапезах часто сменяли). Переклички времен бывают странны: в середине века XX подобным же образом скатерть использовалась на обедах у Иосифа Сталина. Несколько участников сталинских застолий независимо друг от друга вспоминают, что гости вождя скатертей за обедом не берегли, а при перемене блюд обслуга просто брала скатерть за углы и уносила ее вместе со столовыми приборами и блюдами с недоеденной пищей, остававшимися на столе. Тут же стелили новую скатерть, и все дела…

Ах, эта гигиена, ах, этот этикет! Чем выше ранг законодателя жизненных стилей, тем неожиданнее бывают подробности. Императрица Екатерина II, к примеру, принимала первых визитеров еще до завтрака, восседая на ночной вазе. Это считалось вполне приличным, благо императрица по грудь была закрыта специальной ширмой, а посетителям сервировали чай. В екатерининские времена у дам из высшей знати стало вообще модным принимать визитеров во время одевания. Обычай держался еще в XIX столетии; не только в столице, но и в губернских городах с начала позапрошлого века распространялись подобные моды, которые уже звались «французскими». М. Бутурлин вспоминает: «Дивовы продолжали держаться парижских модных привычек и, между прочим, принимали утренних посетителей, лежа на двуспальной кровати, и муж и жена в высоких ночных чепцах с розовыми лентами…» Ах, этот кофе в постель, с гостями, восседающими на этой же постели с чашечками в руках! А гоголевские герои, вкушающие пищу в купальных костюмах, погрузившись по шеи в пруд? Понятие нормы смещалось в сторону эксцентрики не однажды и не только при Екатерине. Впрочем, с императрицей, склонной чудить, связаны еще многие анекдоты, в том числе застольные; князь А. Голицын записал для нас один из них, позже инсценированный в рекламе банка «Империал». Однажды в сочельник полководец А. Суворов, еще не снискавший полного комплекта лавров за победы над турками, поляками, французами и прочими врагами империи, но уже знаменитый, грустно сидел за ранним обедом у императрицы, ничего не пил и не ел. На вопрос, почему он так печален, Александр Васильевич ответил, что до тех пор, пока, согласно ритуалу, он не увидит звезду, пировать ему не пристало. И Екатерина II распорядилась принести звезду ордена Андрея Первозванного, которую тут же, за столом, вручила полководцу, отчего аппетит у того сразу улучшился.

Количество легенд о сановных застольных чудачествах бесконечно. Здесь и цари, передававшие из поколения в поколение не только изысканные манеры, но и легенду о своем всемогуществе. Причем это могло воплотиться в дорогостоящее соревнование Петра I с саксонским императором Августом по скручиванию серебряных тарелок в трубочки и в показную скромность Павла I, запретившего во дворце «особые столы» даже для членов своей семьи — император с наследниками и домочадцами серебряными ложками хлебал из заказного фарфора кашу с молоком. Показной скромностью отличался и Николай II, последний император России. Но порода наличествовала; я имел возможность общаться с «командой» Владимира Романова, считавшегося в 80-х годах законным наследником царского дома. Ничего самодержавного в этих людях уже не было, но яичницу они руками не ели…

У советских вождей, свергнувших самодержавие, манеры были построены на плебействе, смешанном с пьяным размахом, отчего произошло множество легенд о сталинских пьянках, где решались человеческие судьбы и унижались собутыльники так, как этого не бывает даже у бомжей, в самых примитивных междусобойчиках. Дочь Сталина, Светлана, вспоминала в своих книгах простоту отцовских меню и то, как за праздничным столом вождь оскорблениями довел до самоубийства ее мать, Надежду Аллилуеву. У Молотова и Калинина арестовали жен, но все равно «соратники» приходили на унизительные застолья, где Хрущев отплясывал гопак, а Буденный пиликал на гармошке. «Люди живут так, как они едят». Я не раз читал, как во время обедов у Сталина члену его политбюро Микояну после провозглашенного тем тоста всегда подкладывали торт на стул. Анастас Иванович исправно садился в торт и ни разу не решился запротестовать по этому поводу. Простотой нравов запомнился Никита Хрущев, у которого тем не менее дома в столовой всегда висели портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина (разоблачив Сталина, Никита Сергеевич снял его портрет со стены)…

Застольные нравы говорят о многом: многозначительны и пушкинское веселое бражничество, и шевченковские ностальгические запои, и мрачные выпивоны на сталинской даче с их аурой обреченности. Спились не только ленинский предсовнаркома Рыков, «всесоюзный староста» Калинин или сталинский идеолог Жданов. Спился Василий, сын Сталина. Не лучше сложилась судьба брежневской дочери Галины. В Америке мне довелось работать неподалеку от провинциального университета, где устроился на должности политолога сын Никиты Хрущева Сергей. Этому для аппетита уже не нужен был марксистский иконостас, да и худо он смотрится на стенах американского домика; Сергей Никитич вел себя тихо, выпивал скромно, как и положено при его нынешнем статусе. Доживает в калифорнийской богадельне Светлана Аллилуева, сталинская дочь. Недавно опубликованы мемуары брежневской племянницы, тоже слинявшей в Калифорнию. Судя по всему, в правительственных кормушках и начальственных застольях идеи не закреплялись, умирая в первом же поколении наследников.

Но все равно: когда я вижу в метро громко перекликающихся между собой, будто в густом лесу, утренних хлебателей пива с бутылками, когда со мной заговаривает девица, набившая рот жевательной резинкой, когда молодой посетитель ресторана берет котлету рукой из общего блюда, я сразу же, по одним только манерам, представляю себе, как такой человек рос и воспитывался, как садились за стол у него дома, и пробую понять, в котором поколении потомки этих людей научатся вести себя за столом, есть, беседовать… Или это уже навсегда, как включенные мобильные телефоны у зрителей в партере наших академических театров?

Происходившее с нами и нашей страной в течение последних столетий некоторые исследователи называют «русской драмой». А где драма, там и драматургия. У Вильяма Похлебкина есть целая книга о роли трапез в сюжетах классических российских пьес, где он доказывает, что, так же как в реальной жизни, вне застолий на наших сценах не происходит ничего серьезного, а обеденные меню и манеры собравшихся точно отображают состояние общества в каждый данный момент. Наверное, так и есть; об этом и мои заметки…