Безумно счастливые. Часть 2. Продолжение невероятно смешных рассказов о нашей обычной жизни - Дженни Лоусон

Душа, однако, является своего рода исключением из правил. Люди постоянно делают комплименты по поводу «красивой души» или «чистой души», но это больше похоже на какую-то отговорку, потому душа совершенно невидима и никогда не участвует в конкурсах открытых купальников. Тем не менее люди уделяют душе огромное внимание, пытаются открыть ее своему Богу, стремятся очистить ее или ставят ее на кон, чтобы выиграть золотую скрипку у дьявола. Конечно, я ничего не имею против души, но ей зачастую придают слишком большое значение. Как, например, ключицам. Или способности сворачивать язык в трубочку. Душа играет важную роль, но мы забываем и про другие части тела, которые не менее сексуальны и точно так же заслуживают комплимента, потому что все свои комплименты тратим на крепкие груди, осиные талии и незапятнанные души.

Я просто говорю, что нужно проявлять больше фантазии. Это никому не повредит.

Держу пари, у вас очаровательные внутренности.

Конечно, теперь, когда я так расхвалила себя изнутри, я понимаю, что мой скелет в конечном счете станет невероятно привлекательным для расхитителей могил, так что я намереваюсь расставить ловушки для защиты своего мертвого тела. Возможно, мне нужно указать в завещании, чтобы мой гроб наполнили блестками, чтобы тот, кто раскопает меня в будущем, удивился: «Какого хрена? Это что, блестки? От этой херни просто не отмыться. К черту. Давай разграбим того чувака, что рядом с ней (прости, Виктор)». Таким образом я огорожу себя от расхитителей могил. В случае, если меня кремируют, я попрошу гробовщика положить мой прах на самое дно наполненного блестками гроба, чтобы тому, кто все-таки решит в нем покопаться, пришлось вначале по уши залезть в блестки, чтобы что-то найти. В моем же прахе они найдут записку со словами: «ВОТ ЧТО СЛУЧАЕТСЯ С ТЕМИ, КТО ГРАБИТ МОГИЛЫ, УБЛЮДКИ». Либо я попрошу положить в свой гроб гробик поменьше, а в него гроб еще меньше, и так далее, как в матрешке, а в самом крошечном гробу будет конверт, покрытый крошечными точечками, с бумажкой, на которой будет написано: «Поздравляю. Теперь у тебя чесотка». Это будет как оставленный под елкой родителями огромный подарок на Рождество, развернув который обнаруживаешь подарок поменьше, и так далее, пока не останешься с горой оберточной бумаги, несколькими парами носков и огромным количеством затаившейся злобы. Именно это почувствуют те, кто попытается потревожить мои останки. Правда, вместо носков они получат блестки и чесотку. Воистину, худшее Рождество на свете.

Я испробовала множество мучительных способов сделать так, чтобы мой внешний вид вписывался в нелепые рамки, установленные обществом, но это никогда ничем хорошим не заканчивалось, потому что мое тело живет в реальном мире и в этом реальном мире слишком много сыра.

– Я виню во всем фотошоп, – однажды сказала мне моя подруга Майли. – Раньше я с помощью фотошопа делала себе более узкую талию и более длинную шею, но потом решила, что мне придется добиться этого и в реальной жизни, чтобы люди в интернете, увидевшие меня отмеченной на неотредактированных фотографиях, не спрашивали: «Боже мой, что с тобой случилось?» И тогда мне пришлось бы притворяться, что я пережила пожар или что-то в таком духе.

– Фотошоп – ужасный помощник, – согласилась я. – Я всегда делаю себя на фото стройнее и привожу в порядок свои волосы перед тем, как опубликовать их онлайн. Потом мне хочется приделать себе чьи-нибудь чужие руки, разгладить свой целлюлит на коленях и убрать кошачью шерсть с одежды. Было бы проще послать все на хрен и зафотошопить кота, падающего из окна мне на голову, а потом типа: «Вот. Идеальное селфи. Сделано. ОПУБЛИКОВАТЬ».

Я поделилась с Майли банальным мнением своей бабушки о том, что «то, что внутри, важнее того, что снаружи», и она одобрительно подняла брови.

– Я никогда не думала об этом в подобном ключе, – сказала она. – Возможно, у меня сногсшибательная матка.

– Готова поспорить, что она великолепная. Ты же сделала ей несколько из моих любимейших людей.

Майли кивнула.

– Мне нужно устраивать онлайн-трансляции своей матки и назвать это шоу «Как дела, Майли?».

Не уверена, станут ли это показывать в прайм-тайм[40], но пользоваться популярностью будет точно больше, чем реалити-шоу «Семейство Кардашьян»[41].

Недавно я была в спа-салоне, где мне предложили удалить морщинки, но я как раз только что где-то прочитала, что в некоторых местах морщинки заполняются донорской кожей умерших людей, что оскорбительно, так как это все равно что сказать: «Ты выглядишь настолько отвратительно, что тебе явно не повредит закачать под кожу немного мертвечины». Хотя, поразмыслив над этим, держу пари, что донорская кожа полезна только тогда, когда ее снимают с молодого, наполненного коллагеном тела, и это сильно напоминает купание в крови девственниц, только в данной процедуре меньше крови и больше уколов.

Интересно, с какой именно части тела эта кожа? Что, если это кожа с пениса? Или с мошонки? Вряд ли кому-то захочется, чтобы ему в морщинки на губах вводили кожу с чьей-то мошонки. По правде говоря, когда я вижу людей, явно прошедших не через одну пластическую операцию, то первым делом думаю: «Интересно, насколько их лицо состоит из гениталий?» Потом я думаю о том, что кожу, наверное, им поставляют расхитители могил. Вот почему я попросила Виктора оставить в моем гробу с блестками и чесоточными клещами записку с просьбой для потенциальных расхитителей могил не закачивать мое тело в лица старым богачам. После такой моей тирады Виктор пригрозил, что поставит замок в дверь своего кабинета, так как, судя по всему, я не понимаю, что можно, а что нельзя говорить, когда у него видеоконференция.

Это вовсе не означает, что я категорически против пластических операций или что мне их никогда не делали раньше. Виктор недавно нашел мою фотографию, подписанную «Дженни, семь лет. После операции». Я была на ней без сознания с огромной повязкой вокруг головы.

– Что, черт побери, с тобой случилось?! Это что, металлические решетки на окнах?

Я наклонилась, чтобы повнимательнее изучить фотографию.

– Думаю, это решетки на больничной койке, чтобы я с нее не упала. В том возрасте я постоянно скатывалась с кровати.

Он посмотрел на огромную повязку у меня на голове, потом на меня, а потом кивнул. Словно соглашаясь сам с собой.