Табельный выстрел - Илья Рясной

— Да менты так и шастают. Второй раз уже приходили.

— Что хотели?

— Все вынюхивали — мол, где был в тот день. Что делал? Чем докажешь, что дома пьяный лежал? Легавые, суки, так бы и резал их, пока ни одного не осталось бы!

— Их тоже бог зачем-то создал, Куркуль. Мы бежим, они догоняют — так положено, — хмыкнул Грек.

— На мученье наше их бог создал.

— Тоже убедительно.

— Вчера опять участковый приходил. Вежливый такой, без матюгов. И спрашивал, кто у меня бывает. Мол, видели, кто-то захаживает.

— И что ты сказал?

— Что Колька Родионов с работы.

— Он подтвердит?

— Бывает у меня иногда. Тем более обычно так бельма заливает, что к утру уже и не помнит, у кого и с кем пил.

— Тревожно все это, — угрюмо произнес Грек. — Обкладывают.

— Да не волнуйся, Грек. Кореша говорят, менты ко всем так ходят… А на нас в последнюю очередь подумают.

— Почему? — насторожился Грек. Что-то в хвастливых интонациях собеседника ему не понравилось.

— Да они будут трясти Шарташский рынок и бывших подельников еврея по расхищению народного добра, — Куркуль откинулся на скамеечке, прищурившись бьющему ласково через листья летнему солнцу. — Кореша говорили, что менты с рынка не вылезают, всех выворачивают наизнанку.

— Ну и что? — не понял Грек. — Ну, будут их проверять. Это не значит, что в другую сторону рыть не будут.

— Ну, у них людишек тоже не дивизия. А тут я ментам еще мульку подкинул. Ее проверять и проверять.

— Какую мульку? — с нехорошим предчувствием спросил Грек.

— Ну, когда уходили с пожара, я на ворота бумагу прилепил.

— Какую бумагу?!

— С надписью.

— С какой надписью?

— «Так будет со всеми жидами и теми, кто против нас». Мол, жидоненавистники его порешили. Или братва эта торгашеская на сходняке приговорила и кончила… А чего такого. Барыги ныне силу набирают? Скоро воров теснить начнут…

Грек аж закипел внутри. Встал. Нагнулся над озадаченным Куркулем. И влепил ему увесистую оплеуху, так что тот чуть под лавку не улетел.

— Ты чего граблями машешь-то? — Куркуль вскочил — по комплекции и силе он далеко обгонял Грека.

— А ну утухни, сявка, — прохрипел Грек, и рука дернулась за пазуху. — Попишу, как Пушкин Муму.

Как финкой Грек работает — это Куркуль видел, когда резали участкового. И поэтому послушно уселся на место, тяжело дыша от сдерживаемой ярости.

— Ну ты чего, в натуре? — старший Калюжный сжал и разжал кулаки. — Я же не дурной, знаю о науках. Я левой рукой писал. Печатными буквами. Никакой ученый не скажет, что это я.

— Да?

— И вон, на заводе говорят — «Голос Америки» долдонит, что в Свердловске теперь евреев толпами кладут. Так что нас искать не будут.

— Твоими бы устами, шнырь, да мед пить, — Грек опять уселся на скамейку.

— Да все гладко будет. Мне фартит.

— Только из-за твоей клубной самодеятельности на нас не только мусора, но и чекисты гон объявили… Ладно, тему проехали. Что с инкассаторами?

— Братишка пока присматривается. Через недельку можно будет брать… И обрез, что достали, пригодится. Так что по чести инкассаторов встретим.

— Пока лезть к черту в пасть не будем. Надо получше присмотреться и бить наверняка, — сказал Грек. — Подождем, пока менты чуть подустанут.

— Заметано…

Куркуль немножко помолчал, потом выдал:

— Грек, тут я подумал.

— Да? — делано удивился Грек, будто его шокировала сама мысль о том, что его собеседник способен на мыслительную деятельность.

— Что-то мне наш Заводчанин не нравится.

— А до этого нравился?

— Да слабоватый он какой-то. Гнилой интеллигент.

— Так уж и гнилой?

Грек вспомнил, что Заводчанин во время дельца вел себя спокойнее всех. Когда братья метались, пучили глаза, именно Заводчанин того боксера, который с женой заявился не вовремя, по голове топором приголубил. А то еще неизвестно, как могло сложиться — Куркуля гость вырубил с одного удара и останавливаться на этом не собирался.

— Интеллигент — это же враг скрытый всегда, — развивал Куркуль идею. — Завтра совесть его возьмет, он и покается.

— Что предлагаешь?

— Надо его того… Ну к тем шестерым…

— Чтобы его убийство раскручивать начали, знакомых его проверять? Тут на тебя с братом и выйдут. Кто-нибудь в мусарне придумает, как концы связать.

— М-да, — озадаченно произнес Куркуль.

— И нам еще инкассаторов брать. И тут с Заводчанина пользы поболе, чем с тебя, будет.

— Так уж и поболе… И это если он пойдет.

— Пойдет. Денежки для него — это все. Он ночами не спит, наверняка ворочается, стонет о той капусте, что недополучил. Пойдет он с нами. А после дельца посмотрим, что с ним делать.

— Ну, тогда хорошо. Тогда я согласен.

— Вот что. Куркуль. Мы теперь в одной лодке. Нам в случае чего всем лоб зеленкой намажут. И ты отныне делаешь только то, что я тебе велю. Как у военных. Неповиновение — расстрел на месте. Ты хорошо это уяснил?

— Да ладно тебе. Я же как лучше. Ну не будем Заводчанина убивать. Пусть коптит небо, сволочь…

«Храните деньги в сберегательной кассе», — призывал на стене пятиэтажного дома огромный плакат, с которого счастливо улыбался и демонстрировал народу сберегательную книжку мужчина в шляпе в окружении дома с лужайкой, богато обставленной квартиры и мотоцикла.

Поливанов захлопнул дверцу «Победы». За ним вышли из машины Маслов и Абдулов. До цели оставалось пройти один квартал.

— Вот что, толпиться там не будем — сказал Поливанов. — Мало ли, может, жулик решил присмотреть за сберкассой — не нагрянут ли менты. Ты, Сережа, местный, заходишь первым. Идешь к заведующей. Она вызывает к себе нужную нам сотрудницу. А потом я появляюсь.

— На белом коне, — хихикнул Маслов.

— Да, — кивнул Поливанов. — А кто-то в обозе хвосты крутить будет.

— Босс, я же не со зла. Просто не смог удержаться, — Маслов снова хмыкнул и наигранно посуровел.

— Детский сад это, товарищи офицеры, — строго произнес Поливанов. — Ты, Владимир Валерьевич, ждешь здесь ценных указаний.

— Ясно, босс. Сторожить шофера с машиной.

— Считай, это почетный караул.

Минут через пять Поливанов зашел в тесную комнату заведующей сберкассой, где с трудом умещались стол, счеты, пыльные тома документов, да еще люди.