Мир, где тебя нет - Марина Дементьева

Возможно, сражение за Серебряный престол вершилось скорее в их с Магистром душах.

Демиан никогда не узнает ответ.

Ему снова семь, и он ныряет так, будто умеет дышать водой.

Верес принимала его, как материнское лоно — крошечный плод, облекала лишь тому сравнимой властью, безбрежной, нежной...

Но то не Верес, другая река — без вспугнутых его почти отвесным погружением зашедших на нерест стай горбатой тарани, рассыпающей серебряные блики плотвы. Без прядей водорослей, протянувшихся со дна, словно волосы утопленниц, и песчаной их постели.

И Демиан понимает: это не река.

Темнота под и над, и повсюду; у этой реки нет берегов, нет поверхности и ложа, а воздух всё не кончается. Вода обращается чернилами, и мальчик плывёт, раздвигая собой чёрное нечто.

Демиан парит в потоке силы Магистра, берущего начало из ниоткуда и впадающего в никуда.

Для решения ему достаточно времени, за которое сердце совершает удар.

Он делает вдох. Водой.

И тогда толща тьмы становится проницаема и преодолима. И тогда мальчик видит, что от цели его отделяет расстояние протянутой руки...

И тогда Демиан видит предел силы Магистра.

...и касается дна.

Не было ничего: чёрного савана мантии, раскалённого металла Престола. И Теллариона ещё не коснулись лучи заката, сильны и многочисленны его города-побратимы, а ведьмаки — полнокровное племя, не горстка изгоев. Всё это: позже, будущее, построенное его руками.

Магистр — юный ученик, чересчур идеалист, слишком романтик. Ничего дурного: заблуждения юности, что так трогательно-смешны с высоты прожитого.

Он, лёгкий и быстрый, движется в заданном ритме.

И вечность тому виденная пестрота плит тренировочного зала — как крепко, оказалось, засело в памяти — каждый разноцветный квадратик наперечёт. Их методично учили не терять концентрации во время боя, отсекать незначительное.

Взгляд напротив — безбрежен, как море в штиль, и столь же безмятежен.

Там, за зрачком, так, что нельзя увидеть, а можно лишь знать, — всё жёстче сворачиваются спирали смерча.

Из омута памяти воздвигся образ, что он без устали вытравливал из книги памяти, и будто бы преуспел однажды... Проступил сквозь цензорскую правку, неизменённо, ясно, как выщербины и природный рисунок камня на тех проклятых плитах... От лучиков морщинок в углах улыбчивых глаз, до полураспущенного узелка шнуровки на левом рукаве... впрочем, ничуть не помешавшей гонять его, как помойного кота, по всему периметру зала.

Учитель... полубог в его глазах. Недостижимый. Непостижимый.

Живой.

Беспомощность, которой не было и на заре ученичества. Учитель быстр сверх всякой возможности, точно и не он поставлен противником, но некое создание света и ветра. Губы его сомкнуты, не слышно дыхания и шелеста подошв. Есть лишь преграда, которую встречает всё тяжелеющее оружие. Есть жёсткие блоки, и рука наливается болью, боль ползёт от запястья к лопатке, как змея, всё туже свивающая кольца.

Тот, кто не был ещё Магистром, сражается на пределе сил, стремится, вырывается за пределы, всего, чем он был... есть и будет.

Недостаточно.

Учитель бесстрастен. Ученик не превзошёл его.

Удары разбиваются брызгами. Его беспомощность разбивается отчаянием.

Вмиг его словно холодной водой окатывает прикосновение к яремной впадине. Боевого, не тренировочного оружия.

И тогда Магистр видит суть Демиана.

Его суть. Провал, каверна*... Как из побасок рудознатцев, когда глубочайшая, до самых будто бы недр земных, выработка разверзается глыбью немыслимой, необъятной...

(*каверна — здесь пуст`ота в горной породе, пещера.)

Учитель улыбается, ласково, покровительственно.

— Ты убит, Хезальт.

...У неё не было дна.

Ученик падал, и плиточная пестрядь крутилась перед глазами, непонимающими, детски-обиженно распахнутыми.

Магистр падал в бездну, в великое ничто.

Сила хлынула из него, как кровь из распоротого горла.

Мальчик захлёбывается водой. Вода густая и чёрная, как кровь каракатицы. Он глотает её, потому что иначе задохнётся.

Сила Магистра истекала лучами и потоками, и вихревыми клубами, неоднородная, расщеплённая, как скисшее молоко.

Сейчас Демиан мог ощущать себя кем угодно, но не счастливым победителем. Отравленная сила вливалась в его суть, корёжа и разрушая, и мага ломало от боли и отвращения. Он бы кричал, но голос перемкнуло удавкой спазма. В сознание без спроса врывались образы не его прошлого.

Мальчишеское чистое лицо. Взгляд — ясный, до жадного любопытный. Нет ещё и тени безумия.

— Учитель Йомин, вы ведь расскажете, как создавать маскирующие плетения? Ведь так?

— Эти, и многие другие. — Уже Магистра, но ещё наставника по-хорошему веселит этот детский азарт. Когда-то он и сам был совсем так же жаден до знаний, как его юный, его последний ученик.

...И вот уже юноша на пороге возмужалости грациозно отступает на шаг и салютует клинком. Почтительность поклона и озорные искорки.

Магистр для всего Предела, для этого не по годам талантливого мага он ещё и проводник в безграничный мир магии. Больше того — отец, пусть не по крови, но, видят боги...

— Пожалуй, ты мог бы одолеть меня в поединке за Серебряный престол.

Улыбка юноши меркнет, рука с мечом опускается.

— Поединок? Разве посмею...

— Как посмели иные. Как посмел я. Власть... гнетёт. Ослабив — отравляет. Всему положен предел, Хезальт. Иначе Серебряный престол поныне принадлежал бы Аваллару, вечному Магистру... Но вот неверные руки вновь выпускают меч, и оружие подхватывает другой, ещё полный сил и амбиций... И снова. И снова. И снова... Что за стяг взовьётся вновь над Серебряным престолом? Каким обещанием поманит нового игрока?

Власти? Славы? Довольства?

Справедливости? Стабильности? Перемен?

Блага — личного? всеобщего?

Игра должна продолжаться, Хезальт.

— Учитель...

...— Я давно понял, наставник: на Магистре держится Предел. Но вы... уразумели это? Сомневаюсь.

— Забываешшшься... учшшеник.

Хезальт неспешно прошёлся, заложив руки за спину.