Не боярское дело - Сергей Александрович Богдашов

– Да было бы, что там повторять. Летающая труба с керосином, – недовольно отозвался я, так как профессор не дал мне додумать важную мысль, которую я боялся потерять, – Был бы в нём смысл, а реактивный двигатель теперь не проблема. Лучше предков сделаем.

И тут меня всерьёз скрутило.

Уж на что я привык к шуточкам Сущности, но на этот раз он превзошёл сам себя. Вываленный пласт знаний заставил меня уронить голову на вовремя подставленные ладони.

Я не слышал, как выпроваживал Густавсон из кабинета всех лишних.

Я не видел Усольцева, замершего напротив меня и положившего перед собой карандаши и стопку бумаги.

И даже успел обдумать странную оговорку Рудольфа Генриховича, что само по себе очень неожиданно. Вроде бы прибило меня так, что я всё вокруг воспринимать перестал, а голова работает. И мои размышления сводятся к тому, что и Мещерскому, и Императору крайне важно существование системы противовесов. Голая техника – штука безусловно хорошая, и предки это успешно доказали. Вот только амбиции промышленников, уверенно выдавливающих магическую аристократию из власти, того и гляди примут неуправляемый характер. А тут – на тебе! Наш самолёт! Гибрид техники и магии. Попробуйте-ка его превзойти, не используя магию. Что, не получается? Значит, поторопились вы, господа, магию раньше времени хоронить. Поумерьте пока свои аппетиты, и займитесь делом. Примерно такую позицию займёт Император, и вряд ли у кого язык повернётся, чтобы назвать её необъективной.

В себя я приходил поэтапно. Сначала вернулось обоняние. Запах кофе и коньяка, согласитесь, не самое плохое сочетание. По мне, так гораздо более приятное, чем банальный нашатырный спирт. Когда я оторвался от стола и открыл глаза, то увидел Усольцева. Техномаг водил передо мной чашкой с кофе, а в другой руке держал рюмку с коньяком.

Увидев, что я пришёл в себя, Усольцев вылил половину коньяка в кофе, а затем, секунду подумав, хлопнул туда и остальное.

– «Эх, сопьюсь я от такой жизни. Стану, как Пётр Первый. Того, как с двенадцати лет приучили офицеры его потешного полка пить, так он и бухал до самой смерти», – подумал я, подтягивая к себе карандаши и бумагу, но при этом не выпуская из рук кружку.

– Итак, господа, реактивный двигатель, – оторвался я от зарисовок, увидев, что все снова собрались в полном составе, и смотрят, как у меня из-под рук вылетают эскизы, – Сразу хочу сказать, что это вещь наипростейшая. Состоит он всего лишь из трёх частей. Нагнетателя воздуха, камеры сгорания и собственно сопла. С камерой и соплом можно не заморачиваться. Они будут точно такими же, как у предков. Так что нам останется добросовестно стыбрить из старых конструкций что-нибудь подходящей мощности, и этот вопрос будет решён, – я прервался на глоток кофе, оглядев слушателей. Моя лексика вызвала недовольную гримасу у Густавсона, и изрядно развеселила Фёдорова, прыснувшего в кулачок, – Потом потребуется всего-навсего присобачить к ним уже готовый нагнетатель, в роли которого запросто выступит наш магодвигатель с того же дирижабля, и не забыть, что расход воздуха в реактивном двигателе рассчитывается, как пятнадцать килограмм на каждый литр сжигаемого керосина. Из хорошего – тепла для теплосъёмников у реактивного двигателя хватит с избытком, чтобы запитать магией любой нагнетатель. Из плохого – нам потребуются жаростойкие рениевые сплавы. Рений можно найти на Камчатке.

– В жерле вулкана на острове Итуруп? – наморщил лоб профессор, явно что-то припоминая.

– Да. У вас есть информация по этому вопросу?

– Ничего особо интересного, кроме того, что это чертовски опасно, – пожал плечами Фёдоров.

– Зато, каков итог! Мы получим на выходе практически вечный реактивный двигатель, в котором не будет движущихся частей. В разы более лёгкий и в сотни раз более надёжный, чем был у предков. И заметьте, наш двигатель вряд ли когда можно будет заменить обычной механикой, не ухудшив его показатели.

– Когда вы сможете продемонстрировать опытный образец? – профессор уже чуть ли не подпрыгивал на стуле от нетерпения.

– Боюсь, что не скоро. Дел полно, да и свадьба у меня намечается, – покачал я головой.

– Да Бог с вами! – всплеснул руками Фёдоров, – Ну, что, право, за причина. Отгуляете день-другой, с женой намилуетесь и дня через три-четыре сами за работу примитесь.

– У него сразу две жены намечается, – хихикнул Усольцев, уже осознавший узы брака. Добилась своего настойчивая вдовушка. Месяца два прошло, как наш техномаг женатиком стал.

– Господи, да какая разница! Пусть неделя уйдёт, – не сдавался профессор.

– И одна из них племянница Императора, – мрачно добавил Густавсон, который так же, как и Усольцев, был предупреждён о моих планах.

– Кхе-кхе, – не на шутку закашлялся Фёдоров, да так сильно, что техномагу пришлось стучать его по спине, – Тогда вы правы. Авиация может и подождать.

* * *

В столицу я прибыл намного позже, чем планировал. Сначала банально проспал. Уже было поднялся утром, но затем решил ещё чуть-чуть подремать, и провалился на целый час. Измучили меня тренировки с Шепелевым. Проснувшись, уже на бегу схватил бутерброды, подготовленные заботливой кухаркой, и в темпе помчался грузиться на дирижабль. По закону подлости мы попали под сильный встречный ветер и в результате к тетушке я прибыл с опозданием.

Оказалось, что всё, что ни делается, к лучшему. У Анны гостила её знакомая из Камышина с двумя взрослыми дочерями. Как шепнула мне в прихожей родственница, их визит и для неё был полной неожиданностью, но отказать им было «решительно невозможно».

Обе девицы, да и их мамаша, умом не блистали. Хотя на внешность были вполне приятны. Разговоры у них за столом крутились вокруг моды, магазинов и украшений. Мне было выражено восхищение моей брутальной трёхдневной щетиной, которую я попросту не успел сбрить поутру. С удивлением узнал, что мой неприглядный вид соответствует самой последней столичной моде, на изучение которой они тратили всё своё свободное время.

С Анной при посторонних пообщаться толком не удалось. Договорились, что я заскочу к ней после визита к портному. Её гостьи вечером собрались в театр, и нам никто не помешает наговориться всласть.

* * *

Портновская мастерская Левинсона занимала половину первого этажа в роскошном и представительном особняке, находившемся в самом центре столицы. Под стать месту оказалось и само помещение мастерской. Светлый зал поражал белизной стен, богатой золочёной лепниной и огромными зеркалами, вделанными в стены и делавшие помещение ещё более просторным. Громадные люстры под высокими потолками заливали зал светом, не оставляя любой тени ни малейшего шанса.

– Добгый вечер, молодой человек, – с заметным национальным акцентом поздоровался со мной мастер, глядя на меня поверх очков, спущенных