Выживший во тьме - Владимир Анатольевич Вольный

по самую шею. Он уже не пытался высвободиться – жижа держала плотно, не желая выпускать законную добычу. Морда исчезала в черной массе – а я трясся в углу, кляня себя за слабость и неспособность поступить по-мужски. Всего один удар мог прекратить все это… Пони, навек пропадая в черноте трясины, более не издал ни звука. Только молящие глаза, не закрывшиеся до самого конца…

Судорожно нащупывая скобы, я стал карабкаться наверх. В дальнем углу ямы раздался тяжелый вздох… От неожиданности я сорвался, больно ударившись спиной.

– Помоги…

От членораздельной речи у меня будто все перевернулось в голове. Я ошалело смотрел по сторонам, не веря собственным ушам.

– Помоги мне…

Голос шел откуда-то из темноты. На мгновение я подумал, что это бред. Наказание свыше за проявленную слабость… Галлюцинация…

– Я… здесь… Подойди…

Чуть ли не спотыкаясь, на подгибающихся ногах я сделал пару шагов в направлении голоса.

– Ниже…

В темноте помещения практически ничего не просматривалось, но я разглядел нечто такое, от чего еще более впал в ступор. Человеческую голову… и больше – ничего! То ли от неправдоподобности ситуации, то ли от шока, но я вдруг решил броситься в неизвестность – и быстро встал возле этой говорящей головы…

– Нагнись…

Голос был очень слаб. Если бы не замкнутость помещения, вряд ли я смог бы его услышать. Но сейчас я различал даже шорох ветра, носившего пыль и пепел снаружи.

– Я здесь… – Он снова повторил эту фразу, и я пригнулся, желая увидеть, кто со мной пытается говорить в таком мало подходящем для общения месте.

Человек, чью голову я видел, по самые плечи был придавлен массивными глыбами. Одного взгляда хватило, чтобы понять: он не выйдет отсюда. Никогда. Мне не по силам отодвинуть эти блоки, более того – даже если я попытаюсь найти рычаг, это не поможет. Вывернутые руки, сведенные от муки скулы, пятна крови на земле…

– Четыре… – Он предвосхитил мой вопрос. – Четыре… дня. Или больше… Я… потерял счет времени.

Он проговаривал слова с трудом. Я сообразил, что он, находясь в такой позе, лишен не только еды, но и питья – удивительно, что вообще еще способен произносить что-то членораздельное…

– Ты… – Я сглотнул, доставая бутылку и поднося ее ко рту говорившего. – Сразу попал? И… как?

Он меня понял, ответив кратко, не отвлекаясь на детали:

– Нет. Дня через три… Тоже… искал жратву. Пить…

Он пил долго, пока не осушил всю емкость.

– Горло… Как песка насыпали…

– Я попытаюсь тебя вытащ…

– Нет. – Он прервал меня и даже вроде попытался повернуть голову в знак отрицания. – Не нужно. Я все видел… Ты… зачем полез сюда?

– Хотел помочь… Не знаю. – Я на самом деле не знал, что ответить. Сказать, что решил убить пони, дабы избавить его от удушья? Или что стало жалко бездарно упущенного мяса?

– Ясно… – Голова устало опустилась. – Ты нормальный. Это хорошо.

– Нормальный?

– Да. – Голос неожиданно окреп. – Нормальный. Другой… не стал спускаться. Струсил. Ты пытался… я видел. Отсюда, если глаза привыкнут, – видно.

Я оглянулся. Голос не обманывал. Сверху падал хоть тусклый, но свет, и середина помещения просматривалась намного отчетливей, чем углы.

– Только… Ты не стал.

– Не могу. – Я ответил просто, вдруг поняв, что нет смысла изображать из себя героя. – Думал, что смогу. И… не смог.

– Ладно… – Голова опять упала. Силы покидали его. – Крысы отгрызли мне уши…

Я непроизвольно дотронулся до виска головы – и нащупал лохмотья, клочками свисавшие по бокам.

– Они отбежали… И утонули в яме. Где твой конь… Ее не было, когда меня придавило. Она увеличивается… Это очень… Страшно. И… я прошу… тебя.

Я отпрянул, уже догадываясь, чего потребует от меня этот несчастный.

– Мой отец… Много лет назад. В болоте. На моих глазах… Он тоже… Просил. Выстрелить. Я… не смог. Он утонул, и пузыри… долго…

Голова умолкла.

– Сдвину блоки, вытащу – и не будешь больше…

– Молчи. – Голова поднялась. – Будь… мужчиной. Я не животное. У меня сломана спина – ног не чувствую. Как до сих пор не сдох… не знаю. Только бесполезно все… И утонуть – страшно. Пузыри…

– Но я…

– Сделай… это. Прошу… Не могу больше… Больно.

Я подскочил, ударившись о скользкую стену.

– Нет!

– Уйдешь… Сниться буду. Ночами… Бросил… Убей.

– Не могу я…

– Можешь… Только… Соберись. Одним… Ударом.

Он снова уронил голову.

– Не могу! Не могу я!

Голова молчала… В глазах поплыл кровавый туман – это не я, это все не со мной! Нет!

– Нет! – Я упал перед ним на колени. Руки машинально нащупали кирпич, и я вздрогнул… Весь дрожа, приподнял его над собой. Убить человека! Да что же это? За что? А потом, отчетливо представив, как жижа начинает заливаться в рот беспомощного, с силой опустил кирпич вниз… Глухой удар и безмолвие отрезвили. Я отбросил камень в сторону.

– Нет… Нет! Не-ет!!!

…Выбравшись из колодца, я ушел не оборачиваясь. Что-то окончательно сломалось, позволив сделать то, чему я не находил оправданья. И вскоре мной завладел холод…

Через несколько дней я уже мало походил на человека. Вся шелуха, налепившаяся на того, кто прежде именовался разумным, слетела прочь, обнажив что-то очень похожее на звериную сущность. Я уже замечал, как просыпаются древнейшие инстинкты и начинают брать надо мной верх. Руководят моим рассудком, а что еще хуже – памятью, выбирая из нее только то, что может пригодиться в данное время. Прошлое стало стираться – быстро и безболезненно. Было? Что было? Когда? Ну и что. Сейчас – другое… На все находился именно этот ответ, и он меня сразу успокаивал, позволяя отрешенно воспринимать изменившийся в одночасье мир. Иногда я поднимал руки – и даже удивлялся, что они не стали похожими на лапы, что пальцы еще не превратились в грозные когти зверя. Много времени спустя мне стало понятно, что именно в то время невидимое излучение превратило тех, кто не нашел в себе силы остаться человеком, в монстров. А пока – я продолжал свои бесконечные блуждания по городу. Все было посвящено одной цели – поискам пищи. Другое просто не интересовало. Я научился обходиться самым малым.

Если бы кто-то смог подняться над руинами города, он увидел бы крошечную фигурку, одинокую и сгорбленную, все время что-то выискивавшую среди куч, метавшуюся то сюда, то туда. Одетую непонятно во что, грязную и с многодневной щетиной на лице. Вид у меня тогда был более чем отвратителен даже для меня самого.

Мало еды – зато вдоволь хватало топлива. Научившись зажигать костры от постоянно полыхавших огней, я стал чаще греться и теперь меньше боялся заморозков, которые наступили внезапно. При свете костра темнота, окружавшая меня, хоть немного рассеивалась. Тени прыгали по руинам, питая воображение и превращаясь в горбатых и страшных чудовищ. Казалось, что те, кто погребен под ними, сейчас встанут и протянут ко мне руки, чтобы утянуть во мрак и