1612. Рождение Великой России - Андрей Богданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уверенный в победе, Дмитрий Иванович распустил войска на отдых и неспешно отправился в Тулу. Там его ждала весть, что Москва восстала против Годуновых, что его неприятели заточены. Остававшиеся в столице бояре во главе с первейшими членами Думы князьями Иваном Михайловичем Воротынским и Никитой Романовичем Трубецким выехали в Ставку законного государя. Их сопровождали окольничие, стольники, стряпчие и всяких чинов люди, богатейшие купцы-гости и толпы народа. Князь Михаил Васильевич поехал встречать государя в шитом золотом шёлковом кафтане, на лучшем коне.
Только высшее духовенство, удерживаемое патриархом Иовом, медлило с признанием самодержавной власти «наследника» Ивана Грозного. Не было среди приветствующих царя Дмитрия Ивановича и боярина Василия Ивановича Шуйского. Один из подручных и главных претендентов на наследство Годунова был крайне раздосадован успехами соперника. С Лобного места на Красной площади Шуйский свидетельствовал перед народом, что царевича Дмитрия Ивановича «не стало» еще в 1591 г. Подлинный царевич, говорил боярин, лично им был погребен в Угличе. Однако, ещё раз выйдя к восставшим москвичам но просьбе патриарха Иова, Шуйский неожиданно предал архипастыря. Он переменил свою версию, без стеснения объявив, что царевич Дмитрий Иванович спасся от убийц, а вместо него он, боярин, похоронил поповского сына!
Новый государь, ещё не вступив в Москву, проявил благоволение к Шуйским. Сразу четверым из них он отвёл места в «совете его цесарской милости». Молодой Скопин получил чин боярина и почетное звание великого мечника. Он не только украшал своей персоной царские приемы, стоя перед троном с обнаженным государевым мечом; именно князя Михаила Васильевича царь послал за своей матерью Марией Федоровной, в иночестве Марфой. Она была торжественно доставлена князем в Москву и признала Дмитрия родным сыном. Нам неизвестна правда о происхождении названного Дмитрия. Но свидетельству матери Михаил Васильевич поверил так же, как и остальная знать.
Один патриарх Иов, любивший Бориса Годунова, остался верен себе и не признал самозванца. В гневе москвичи разграбили двор святейшего и самого его чуть не убили. Только по милости нового царя Иов был спасен от разъяренной толпы и отправлен в Старицкий Успенский монастырь. Так обставили дело сторонники самозванца, понимавшие опасность конфликта с церковной иерархией. Но сначала Иова следовало законно низложить, чтобы его проклятия новому царю никто не стал слушать.
В июне 1605 г. ничто не предвещало трагического оборота событий. Царь очень медленно двигался к Москве, окружённый блестящей свитой, в которой выделялась высокая, под два метра, фигура Скопина-Шуйского. Бесчисленные толпы людей всех чинов и сословий приветствовали царя как освободителя. Бояре и архиереи спешили протиснуться в свиту государя и поднести дары: золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуга, материи и меха, яства и напитки.
Каждодневно на стоянках разбивался доставленный из столицы шатровый город с четырьмя воротами в башнях из дорогих тканей, с богато убранными комнатами, украшенными золотым шитьем. За великую честь почитали встречающие попасть в число пятисот гостей, что ежедневно угощались государем в столовом шатре. Все мечтали оказаться поближе к великолепному царскому выезду — карете с дивной красоты конями, — также прибывшему из Москвы.
20 июня 1605 г., в прекрасную погоду, состоялся тщательно подготовленный въезд Дмитрия Ивановича в столицу. Вместе со знатнейшими московскими боярами Скопин-Шуйский облачил наследника престола в царские одеяния из парчи, бархата и шелка, шитые драгоценными камнями и жемчугом. Глашатаи объявили, что столица ждет своего государя.
Последние из подданных, не присягнувших Дмитрию, — немецкие наемники, обратившие его в бегство в сече при Добрыничах и не сдавшиеся в бою под Кромами, — били ему челом о прощении, обещая служить так же верно, как Борису Годунову и его сыну. Государь приветливо похвалил немцев за стойкость и верность присяге. Он даже пошутил насчет опасности, которой подвергался в бою с ними. Немцы дружно возблагодарили Бога, спасшего жизнь Дмитрия Ивановича. Люди всех сословий, в том числе и духовенство, облегченно вздохнули, видя доброту и незлопамятность отпрыска Ивана Грозного.
Ликующий московский народ в праздничном одеянии запрудил все площади и улицы огромного города, по которым намечалось шествие. Крыши домов, колокольни и даже церковные купола были облеплены любопытными. Блистающие яркими кафтанами и начищенным оружием войска с трудом продвигались по улицам. За исключением немногих полков и эскадронов, составлявших свиту государя, воинам было приказано по вступлении в город расходиться на отдых, чтобы не теснить своей массой граждан.
Завидев среди нарядных войск сверкающих драгоценностями бояр, которые в полном составе окружали ехавшего на лучшем царском коне Дмитрия Ивановича, толпы валились на колени, славя государя. «Здравствуй, отец наш, государь Дмитрий Иванович, царь и великий князь всея Руси! — кричал народ. — Даруй Боже тебе многая лета! Да осенит тебя Господь на всех путях твоих чудною милостью! Ты воистину солнышко красное, воссиявшее на Руси!»
«Здравствуйте, дети мои, встаньте и молитесь за меня Богу!» — приговаривал Дмитрий Иванович, не в силах удержать слез умиления среди всеобщего восторга.
Не скоро шествие достигло Красной площади, где его ожидало празднично одетое духовенство. Яркое солнце полыхало в россыпях алмазов, изумрудов, рубинов и самоцветов, сверкало на золотом и серебряном шитье облачений архиереев и священников, на драгоценных крестах. Сойдя с коня, Дмитрий Иванович приложился к чудотворным иконам. Столичное духовенство во главе с Освященным собором пело молебен. Польский оркестр наяривал в трубы и барабаны. Народ кричал: «Храни Господь нашего царя»! Грянув во все кремлёвские колокола, удалые звонари заглушили прочие звуки.
Царь отстоял литургию в Успенском соборе и принял поздравления высшего духовенства. Затем посетил могилы предков в Архангельском храме и воссел на прародительский престол в Грановитой палате. Он отказался от коронации до тех пор, пока не дождется возвращения из ссылки «своей матери и родных» и пока не устроится, в соответствии с каноническими правилами, избрание московского первосвященника.
Царица Мария Федоровна (в иночестве Марфа) была далеко. Она медленно ехала в столицу в сопровождении знатной свиты во главе с князем Скопиным-Шуйским. Поставление нового патриарха тоже готовилось с расстановкой. А заняться царскими делами Дмитрию Ивановичу пришлось вскоре.
Бдительный боярин Басманов обнаружил среди ликующих москвичей пару странных субъектов, портивших людям удовольствие повторением на ушко устаревших обвинений против Дмитрия Ивановича. Шептали, что тот-де самозванец, агент поляков и лютый враг православию. Взятые в застенок, шептуны признались, что действуют по заданию Василия Ивановича Шуйского.
Такое было в характере неисправимого интригана. Он не мог смириться с возвращением династии Рюриковичей и оставить надежду на занятие трона Шуйскими. 23 июня Василий Шуйский с двумя братьями был схвачен. Государь лично разбирал его дело.
Шуйский рисковал собой, но уже добился первого успеха. Аресты вызвали волну слухов, отравивших радость первых дней нового царствования. Сомнения были посеяны в душах подданных. Говорили, что раскрыт страшный заговор бояр и купцов, хотевших поджечь Москву (или только подворье поляков) и убить государя. Власти схватили многих, но заговора не обнаружили. Люди в массе не верили наветам на Дмитрия Ивановича. Но государь решил публично оправдаться и изобличить шептунов на Земском соборе, перед всем миром.