Убийство по-французски - Мартин О'Брайен

Бенедикт впервые был в доме, когда там не копошились строители и не валялись кучи мусора. Теперь все было закончено. Все уехали. Он наслаждался одиночеством, покоем и удивлялся неожиданному ощущению собственности, которое возникло в душе. Не включая ни одной лампочки, убедившись лишь, что электричество подключено, Бенедикт прошелся по комнатам. Шершавые каменные стены выкрашены в белый цвет, крошечные окна открыты, а сгнившие половые доски заменены на струганный клен и прохладный мрамор — все что он просил. И в центре каждой комнаты стояли коробки, которые он переслал из Штатов. Коробки, с которыми следующие несколько недель он будет разбираться, распаковав имущество и решая, где что разместить.

К концу лета ферма Мани станет домом.

Не было ничего похожего на план. На подготовку, внимание к деталям. Если бы его спросили, Водяной сказал бы, что это наполовину развлечение. Удовлетворение от того, что знаешь имя, друзей и родственников, дом и место работы, ездишь в том же автобусе, ходишь по тем же магазинам, нарочито касаешься объектов твоей привязанности, проходя мимо по улице, иногда даже останавливаешь их, чтобы спросить направление, постепенно притягивая будущую жертву ближе, ближе...

Потом, когда на руках имеется вся информация, когда выбраны время и место, является уверенность, что все спланированное и приготовленное будет вознаграждено. Это почти как право. Неоспариваемый приз за тщательность и прилежность. Наблюдение, ожидание, подготовка, иногда растягивающиеся по времени на недели, которые ведут неотвратимо к самому действу и восхитительному радостному финалу.

Но тогда, иногда думал Водяной, подготовка — это еще не все. Есть и незапланированные моменты, когда жизнь задумывает предоставить неожиданные возможности. Порой непредвиденные. Минутная слабость, секундное колебание, фатальная неосторожность. Набор случайных событий, которые нужно понять и использовать.

Раздумывая над этим сейчас, Водяной очень хотел понять, какой подход более приятен, более предпочтителен. Подготовка или случай. Это очень похоже на бизнес, решил он. Либо ты прокручиваешь домашнюю заготовку, либо тебе просто выпадает удача. И то и другое, работая по-разному, может принести вознаграждение.

В этот вечер у Водяного не было специального плана, не было требовательного шепотка в душе. В последние три месяца появились две такие случайные возможности, а вот третья перед завершающим актом потребовала несколько недель подготовки. Возможно, сегодня вечером город у моря предложит что-нибудь еще, другой благоприятный случай. И либо Водяной воспользуется им, либо позволит ему проскользнуть мимо подобно листку, увлекаемому потоком.

Вычерпай его до дна или не тронь. Еще одно удовольствие, которым можно насладиться. Поскольку имеется, как понимал Водяной, определенное наслаждение в осознании того, что ты можешь что-то сделать и все же не делаешь. Если ты подготовлен, если способен сопротивляться и устоять. Поскольку едва ли, по опыту Водяного, можно было сомневаться, что самоотречение такой глубины только обостряло аппетит к следующей встрече, усиливало притягательность ощущения предела, распаляло томительную потребность к следующему стремительному погружению.

И всегда поблизости, где бы Водяной ни бродил, его сопровождал баюкающий шум океана или ощущение, как волна накатывается на берег. Его расстояния и глубины. Настроение и движение. Его прохладное, очищающее влияние.

Этим вечером, проезжая по городу, Водяной наслаждался охватившей его бодростью, полной уверенностью в себе. Все здесь было так хорошо, так живо. И так просто. Так просто, что всегда имелась вероятность совершить ошибку. «Не смотри на мяч».

И тут, признал Водяной, имеется еще одна возбуждающая штучка, которую можно посмаковать — возможность сбоя, когда что-то идет не так, как надо. Та единственная зацепка в полотне ткани, которую можно исправить лишь истинным, опьяняющим торжеством спасения в самую последнюю минуту. Таких моментов было несколько, признался бы Водяной. Захватывающих дух, заставляющих екать сердце.

И вот в таком настроении почти безрассудного возбуждения — орудия промысла спрятаны в отделении для перчаток — Водяной еще раз объезжал улицы, рыская взглядом в поисках добычи.

У Джилли Холфорд было свидание.

Такси замедлило ход, и она приподнялась на сиденье, высматривая название улицы. Где-то в стороне от дороги на Прадо, говорил он.

В стороне от моря. Вдали от яхты, вдали от братьев, наконец-то.

Она оставила их в Старом порту. Сказала, что у нее семейное дело, надо встретиться в Ниме с сестрой. В чем не было ни капли правды. У нее даже не было сестры. Она просто придумала эту историю, чтобы сбить их со следа, скрыться, найти себе место, где можно свободно вздохнуть.

Потому что знала — в ту ночь она не вернется, как и в другую, если сможет.

Они неохотно отпустили ее, подав рюкзак — «сумку-для-ночевки-вне-дома», — где лежали только косметичка, зубная щетка, несколько чистых трусиков и то платье, что Джилли купила на Гренаде за день до отплытия. То самое, с широкой юбкой, облегающим верхом, с глубоким вырезом впереди и водоворотом цветов — то самое, которое она не надевала нигде, кроме уединения своей каюты. Как только Джилли увидела Марсель, когда «Анемона» входила в гавань, она сразу поняла, что это платье для Марселя.

Даже до того, как увидела его. Жан. Жан. Жан... Это имя не выходило из головы. Она собиралась трахнуться с ним, вот так, просто.

И он знал это. С той минуты, как он остановил на ней взгляд своих темных глаз, они оба знали это. Но она не подала вида, поскольку находилась в обществе Ральфа и Тима, когда они втроем праздновали приход в Марсель в крошечном баре «Рив-Неф», первом, который попался на глаза после того, как они неуверенно сошли с яхты — это были их первые шаги по твердой земле после Сан-Мигуэля.

Он сидел на высоком табурете у дальнего конца стойки бара. Заметил ее взгляд. Улыбнулся, когда братья отвлеклись. Казалось, что понял... Потом ушел. Просто его там не стало. Джилли была потрясена, разочарована, пока бармен с очередной порцией пива тайком не передал ей карточку — имя, Жан, и телефонный номер.

Вот и все.

Джилли звонила несколько раз, прежде чем ей ответили. У него был именно такой голос, каким он ей представлялся. Тягучий, как патока, ровный, насмешливый голос, соответствующий улыбке. Конечно, заверил он, конечно, помнит ее, Рад, что она позвонила, они должны встретиться. Джилли переоделась в гренадское платье в дамской комнате кафе «Самаритэн», впервые за многие недели накрасилась неуверенной рукой и оставила рюкзак в ячейке для хранения багажа на вокзале Гар-Сен-Шарль. И вот они должны встретиться. В известном ему маленьком баре. В стороне от Корниш. Они могли бы чего-нибудь выпить. Возможно, поведать...

Правда, она, кажется, неправильно поняла его указания. На полпути вдоль берега Прадо таксист сказал, что, вероятно, проскочил нужное место, и, объехав статую Давида на круглой площади в Прадо, поехал назад по перешейку в сторону Корнишской дороги. Вечерело, и солнце тяжело висело над далекой грядой островов Фриуль.