Когда зацветет абелия - Ирина Лакина

– Не говорите так, прошу вас, – в его голосе прозвучала мольба, и мое сердце дрогнуло. Я повернулась и посмотрела прямо в его черные, горящие, точно угли, глаза.

– Но это правда, герцог! Неужели вы полагаете, что нам еще не приписали любовную связь, полную разврата и греха? Я слышала своими ушами о вашем гареме, слышала насмешки за своей спиной, когда вы выиграли меня, чувствовала на спине косые, полные зависти и злобы взгляды, которыми нас провожали. Мой отец прилюдно отрекся от меня, а королевский указ касательно моего поступления в монастырь только разжигает огонь. Меня запрещено принимать даже в монастыре – как будто я самая последняя грешница на этой земле.

Я замолчала, чтобы успокоиться и перевести дыхание, и с волнением ждала, что герцог воспользуется этой паузой, чтобы ответить мне, но он молчал.

– Вы молчите, – легкая ухмылка коснулась моих губ, – потому что согласны со мной. Как бы там ни было, я благодарна вам за тот выигрыш, ибо оказаться в руках короля было подобно смерти. Уж лучше я буду жить, покрытая славой куртизанки и вашей содержанки, нежели медленно умирать, восседая на троне рядом с этим ужасным человеком.

– Когда я уводил вас из замка Пилар, то не заметил на вашем лице ни сожаления, ни страха. Что изменилось теперь? – спросил меня Альваро.

– Потому что я думала, что вы принесли мне спасение. Но теперь я вижу, что вы поставили меня в унизительное положение. Хотя в этом есть и доля моей вины. Мне следовало остаться в порту и попытаться уехать. Пусть на другом корабле и с другим капитаном. Нужно было настоять. Но минутная слабость…

– Минутная слабость? Неужели? – удивленно переспросил герцог.

– Чему вы так удивляетесь?

– Графиня, мне жаль, что я невольно дал вам надежду… – заговорил Альваро, хитро щуря глаза.

– Оставьте, – перебила я его. – Вы слишком высокого мнения о себе! Я не одна из тех привезенных с теплых краев рабынь и не придворная кокетка, желающая покорить загадочного герцога. Да, возможно, во мне вспыхнуло какое-то чувство к вам, но это не более, чем симпатия. Дружеская симпатия к человеку, который выручил меня из беды.

Я больше не могла выносить его пронизывающий до костей опасный взгляд и не могла прогнать из мыслей его лицо – благородное, притягательное, невероятно мужественное. Зачем он давит на меня? Почему говорит со мной столь откровенно? Что это – его новая игра? Я окончательно запуталась в происходящем и желала только одного – поскорее закончить этот мучительный разговор и закрыться в своей келье.

«Куда он заглядывал, пока ты спала», – сообщил мне внутренний голос, заставив в очередной раз вспыхнуть странным, томительным огнем.

Альваро провоцировал меня, мастерски перебирал струны моей души, вытягивал из меня такие признания, которые в другой ситуации я предпочла бы оставить при себе.

– В таком случае я не вижу никаких препятствий, – резюмировал он наш разговор, заставив меня почувствовать себя полной дурой.

Я ничего не понимала, не могла уловить хода его мыслей, не могла предвидеть его следующий шаг, и от этого мне стало не по себе. Альваро сводил меня с ума, и эти чувства были куда сильнее обычной симпатии.

– О чем вы? Я не понимаю вас.

– Вам нужно спасти репутацию, а мне поставить победную точку в этом деле с королем, – ответил он без обиняков.

– Что вы имеете в виду? Вы не собираетесь уступать? Совсем не боитесь за себя и свою жизнь?

Его слова напугали меня. В голове начали появляться волнующие и в то же время шокирующие догадки.

– Я никогда не отступаю с пути, на который встал, – спокойно ответил герцог.

– И что вы намерены сделать?

– Я намерен сделать вам предложение руки и сердца, графиня. Я предлагаю вам сделку – мое имя в обмен на ваше молчание. Это дружеское предложение, которое, я надеюсь, не задевает вашу честь.

– Что?

– Я спасу вашу репутацию и честь, а вы не станете вмешиваться в мои дела и никому не скажете, что видели мое лицо.

Холодок пробежался по моей коже. Неужели он раскусил меня, догадался, что я солгала?

– Мое истинное лицо, – со смехом пояснил он, заметив, в какое замешательство привели меня его слова.

– Ваше истинное лицо? – переспросила я.

– Контрабанда, – сказал герцог. – Вы будете молчать о том, что видели.

– А как же король? – озвучила я свое главное опасение.

– Это дело совсем не для вашей нежной головки, дорогая графиня, – ласково ответил он, но взглядом дал понять, что этот вопрос больше подниматься не будет, – предоставьте это мне.

Сказав свое последнее слово, он аккуратно взял мою руку и поднес ее к губам. А затем поклонился с достоинством настоящего гранда, развернулся и вновь начал подниматься по гранитной лестнице наверх, в кабинет матери-настоятельницы.

Он ушел, так и не получив от меня положительного ответа. Но мы оба знали, иного я и не дам.

– Все готово? – спросил Альваро, лично обходя повозки и заглядывая под парусину.

Он, как настоящий хозяин, обошел все телеги со специями, проверил, насколько хорошо подкованы лошади и мулы, заглянул в ящики с провизией с монастырского двора, которой нас снабдила преподобная мать-настоятельница, и теперь задал этот вопрос скорее для галочки.

– Да, ваше сиятельство, – ответил все тот же великан-горбун, который, судя по всему, был за главного среди герцогской свиты подручных.

– Тогда в путь.

Мать Августа провожала нас суровым взглядом. Она стояла на краю моста через ров, скрестив на груди руки, и молчала. Ее губы были сжаты, а на переносице пролегла глубокая морщина. Ей совсем не понравилась идея герцога жениться на мне. Прошлым вечером я стала случайным свидетелем ее спора с Альваро под дверью его кельи. Она предупреждала герцога о последствиях, говорила, что он замарает честное имя Альба, связав себя узами брака с женщиной, выигранной в карты, что он станет посмешищем, который женился так скоропалительно, словно бежал на пожар, что я ему не ровня, что ему в невесты годится только принцесса крови и что он еще крепко пожалеет об этом решении.

Альваро терпеливо выслушал ее обвинения и угрозы, а затем спокойно ответил с присущей его суждениям мудростью:

– Мне омерзителен мир, в котором государствами правят идиоты, а свадьбы играют, оглядываясь на записи в церковных метриках. Я не хочу быть частью мира, в котором мать-настоятельница христианского монастыря измеряет достоинства человека его кошельком и титулом. Запомни, меня не остановят ни ее положение, ни насмешки придворных попугаев, только и способных корчить рожи и сочинять сплетни. Я не жду от тебя понимания или поддержки, но я все же прошу твоего благословения, потому что я знаю, что твое сердце еще хранит в себе ту доброту и любовь, что приблизила тебя к Богу. Ты не отвернешься от меня, Августа.