Непойманный дождь - Надежда и Николай Зорины

На экране опять появляется надпись: «Продолжение следует». Но ничего не сказано о третьем диске. Ладно, это и без того понятно, одно вытекает из другого. Андрей вставил третий диск.

Ухоженная зеленая лужайка у дома. Эту лужайку и этот дом он где-то видел. Камера наползает на дом, сосредоточивается на окне, еще приближается… Ну вот этого он никак не ожидал! У окна сидит мальчик, шестилетний мальчик, Антоша Гриценко. Недетский отрешенный взгляд… Ну да, он вспомнил дом и лужайку вспомнил. Четыре дня назад, перед поездкой, он разговаривал там с матерью Антоши. Этот дом Гриценко-старший купил им после развода. Мальчик сидит у окна, ни на что не реагирует, камера бессильна поймать его взгляд.

Картина меняется. Сюжета из той, первой, съемки не вышло. Новая попытка запечатлеть в жизни неживого ребенка. Дорожка парка. Антоша, безучастный ко всему, стоит у красно-белой скамейки с каменными медвежатами по бокам.

Красно-белая скамейка с медвежатами! Да ведь это же тот самый парк, где обнаружились дети. Вся пропавшая группа детского сада, кроме Антоши Гриценко. И это значит… Да, да, что это значит? Кто и что хотел ему сказать-подсказать этими дисками?

Андрей залпом допил пиво, выключил ноутбук и поспешно пошел из бара. Но когда уже выходил, в двери столкнулся с женщиной. Собственно, это она с ним столкнулась, он мог поклясться, умышленно на него налетела. Вместо того чтобы извиниться, женщина ухватила его за локоть и проговорила:

— Информация эта сугубо конфиденциальна. Не советую делиться своими впечатлениями ни с Бородиным, ни с кем другим в этом роде. Не забывайте, что у вас тоже есть сын. В остальном действуйте по своему усмотрению. Результат будет хорошо оплачен.

Колеса кресла тихонько поскрипывали, голова ее слегка вздрагивала на кочках порогов. Я шел за ней и не знал, как оправдаться. Тоня первый раз в жизни меня обвинила, а я не знал, что сказать. Что одиночество ее — только черная полоса жизни, вот пройдет она и все станет по-прежнему? Неправда, не станет, сестренка моя никогда не поправится.

Что и в ее положении можно найти хорошие стороны? Понять это двенадцатилетнему ребенку невозможно. Что я не виноват? Виноват, я же знаю, что виноват!

Я шел за ней — мы молчали, колеса тихонько… Невозможно молчать! Надо хоть что-нибудь… Рассказать ей сказку? Когда-то я часто рассказывал ей сказки собственного производства. О прекрасной компьютерной стране, где свои законы, свой язык, свои понятия о красоте и разуме. О маленькой девочке, случайно попавшей в эту страну и решившей там навсегда остаться. О том, как однажды эта девочка спасла всех жителей от злой колдуньи, которая по недосмотру выросла из семени чертополоха — садовник уснул, не дополов грядку, а когда проснулся, было уже поздно: колдунья не только выросла, но набрала силу. Что же теперь ей рассказать? Ничего не приходит в голову, совсем ничего!

— Тонь, — сделал я робкую попытку наладить контакт, — хочешь, в воскресенье мы съездим в зоопарк?

— Можно, — равнодушно сказала она, а в голосе опять слезы. — Скоро придет мама с работы.

— Поехали на кухню заваривать чай? — тоже изо всех сил сдерживая слезы, весело предложил я.

— Нет. Ты иди. Домой. — Тоня судорожно всхлипнула.

Ничего из моей реабилитации не вышло! Я думал… я хотел… мне казалось, что стоит только вернуться к ним, провести с ними этот вечер, и все наладится. Моя жизнь опять войдет в колею, пусть скучную, но здоровую человеческую колею. Я даже готов был пожертвовать… распроститься с мечтой навсегда. И ради них… В том-то и дело, что не ради них, а ради себя. От ужасов последних суток бежал к сестренке и маме. И так виновный, я только усугубил свою вину — и вот результат.

— Тонечка! — Я остановил рукой ход ее кресла, развернул за спинку к себе.

Она прикрыла лицо ладонью и энергично замотала головой:

— Нет, нет! Не надо! Иди! Я одна. Я хочу побыть одна, а скоро приедет мама. Я не буду больше плакать, ты только иди. Я скажу ей, что ты приходил, все было хорошо, мы играли.

У нее опять начиналась истерика. И у меня начиналась истерика. Нам действительно сейчас нельзя было оставаться вместе.

Израненный, убитый, я поцеловал Тоню в макушку и выбежал из квартиры.

Но когда выходил из подъезда, чуть не столкнулся с мамой. Резко отскочил и взял в сторону. И внутренне порадовался, что она плохо видит в темноте и меня не узнала, подло, паскудно порадовался. И тут опять разрыдался. Я шел по улице и плакал, как дурак. На душе было просто невыносимо. Долго шел, пока не понял, что до дому мне так не дойти, и тогда сел в троллейбус. Не знаю, что бы я сделал, если бы без помех добрался до своей квартиры. Возможно, принял бы единственно верное решение — жить мне не только не хотелось, но не виделось возможным. Но как только я вошел в свой подъезд, на меня налетел Алекс.

— Ты?! — завопил он и схватил меня за плечи. — Где ты был, черт побери? Я весь день звонил, почему не отвечал?

И он принялся радостно-озабоченно тормошить меня, как я тормошил расстроенную Тоню, только вместо дурацких прибауток сопровождал свои действия отборным матом. Я слабо отбивался, больше всего мне сейчас хотелось поскорее забраться в свою нору и остаться одному.

— Ну, что ты? Оставь, ничего не случилось.

— Да ты на себя посмотри! — вопил Алекс, хлопал меня по торсу и не хотел уняться. — Станет он мне тут впаривать — ничего не случилось!

— Ну, случилось, и ладно. — Я вяло от него отмахнулся. — Больше это меня не заботит. Это такая ерунда, если разобраться. Оставь.

Он отошел от меня на полшага, внимательно осмотрел, кивнул каким-то своим выводам и выпалил:

— Понял! Все понял! Требуется срочная реанимация. Пойдем-ка!

Алекс обнял меня за плечи и, как раненого, повел вверх по лестнице. Сопротивление было бессмысленным, и я не стал его оказывать. Когда мы поднялись на пятый этаж, он отобрал у меня ключи, сам открыл дверь и втолкнул в квартиру.

— Ты посиди тут пока, а я сбегаю.

— Куда? — испугался я: мне почему-то представилось, что он побежит за моим психиатром.

— В магазин, куда же еще?

— В магазин? Зачем?

— Нет, он совсем тупой! — возмутился Алекс. — За напитками. Крепкими алкогольными напитками. За водкой, в общем. Или ты хочешь пива?

— «Клинского»? — Я испуганно замотал головой.

— Почему обязательно «Клинского»? — Он засмеялся. — Есть множество других сортов.

— Нет, пива не надо.

— Не надо так не надо, — легко согласился Алекс, — возьму водки. Выпьем, придешь в себя и тогда расскажешь, что с тобой приключилось.

— Да ничего со мной такого особенного не приключилось.

— Ага! По тебе видно! — Он постукал себя по лбу пальцем. — По-моему, ты опять немного того… Слушай, идея! — Алекс широко улыбнулся. — Давно хотел тебя познакомить с одной…