По осколкам - Настасья Карпинская

– Ты узнал, кто она?

– Узнал.

– И-и-и-и-и? Кем оказалась эта стерва?

– Позже всё расскажу, не сейчас. Езжай в офис. Пусть юристы подготовят документы о передаче моего пакета акций в пользу Красновой, – Андрюха, видимо, конкретно охреневает в этот момент. Между нами повисает небольшая пауза, после которой он выдает.

– Макс, я них*я не понимаю. Ты там перепил, что ли?

– Сделай, как я сказал. Жду тебя через час с готовыми документами, – Андрей молчит, потом смачно матерится.

– Хорошо, Никольский. Только тебе всё же придется объясниться, какого х*я ты отдаёшь просто так нашу фирму этой суке!

Нажимаю отбой и сажусь в кресло. Рассказывать сейчас все Андрюхе по телефону нет никакого желания.

Долго же объяснять придется… Усмехаюсь сам себе. Да, братец, ты даже с того света умудряешься испоганить мне жизнь. Время идет, а ничего не меняется…

У нас с ним были всегда сложные отношения, сколько себя помню. Не знаю, почему. Наверное, сначала это была детская ревность с его стороны, которая постепенно со временем переросла в ненависть. Он не упускал момента, чтобы мне насолить. И неважно, чего это касалось. Начиная от детских игрушек, а заканчивая тем, что отбивал моих девушек, хотя они были намного младше его.

И вот даже почти десять лет спустя после его смерти, мне приходиться рассчитываться за его ошибки. Был бы он жив, я бы с удовольствием сейчас почесал кулаки об его обдолбанную морду. Сука…

Выхожу из кабинета. Смотрю на спящую Анну. Черты лица разгладились во сне. Сейчас она совсем не похожа на ту стерву Краснову, что я видел в офисе «ProStroi». Её чёрные волосы рассыпались по нежным плечам, красиво обрамляя лицо. Сейчас она похожа на маленькую, хрупкую, беззащитную девочку, которую хочется защищать и оберегать. Странное чувство…

Не зря она казалась мне знакомой, особенно её глаза… Сейчас понимаю, что можно отрастить и перекрасить волосы в другой цвет, можно похудеть или наоборот поправиться, но глаза остаются прежними. И вот именно они цепляли, подталкивая мою память в нужном направлении. Только я уже и думать забыл и о той девочке, и о том, что сделал Родион. Он умер. Мы с этим справились, перешагнули и продолжили жить дальше, строя свою жизнь, надеясь на счастье. Мы смогли это сделать, а она нет…

Просыпаюсь, тяжело размыкая веки. Голова гудит так сильно, что, кажется, ещё чуть-чуть, и я взвою от боли. Опускаю ноги на пол, не совсем понимая, где нахожусь. Обвожу взглядом комнату, в которой оказалась, и сталкиваюсь взглядом с Никольским. Всё произошедшее тут же наваливается на меня мёртвым грузом, почти физически раздавливая грудную клетку. Откидываюсь на спинку дивана. Сил нет даже на то, чтобы нормально дышать, не то, чтобы подняться на ноги. Постепенно вся ситуация доходит до моего воспалённого мозга. Складывается в сознании, собирается в единую картину, оглушая меня своей правдой. Если всё, что он сказал подтвердится… если всё действительно так, как он говорит… то от меня ничего не останется…

– Кофе? – голос Макса возвращает меня из своих мыслей. Поднимаю голову, смотрю на мужчину. Он всё так же сидит за стойкой, как и тогда, когда я пришла. Только помимо бутылки виски на барной стойке теперь ворох каких-то бумаг.

– Не откажусь, – в горле першит, словно там наждачная бумага. Никольский отходит к кухонным шкафам. Я встаю, еле переставляя ноги, дохожу до стойки и сажусь на стул. Роняю голову в ладони, сижу так какое-то время, пока не чувствую, что Максим поставил передо мной кружку с горячим ароматным кофе.

– Спасибо.

– Анна, я хочу, чтобы ты понимала, что лгать и оправдываться в чём-то, мне нет смысла, – поднимаю голову, заглядывая в его глаза. В них нет ничего, что говорило бы мне о его лжи или о том, что он пытается что-то от меня утаить. И от этого становится ещё тяжелее. Следующие его слова входят в меня, словно последние гвозди в крышку гроба. – Мы с отцом искали тебя после произошедшего, хотели помочь. Но всё было бессмысленно. Нанятый детектив, видя горе отца, решил тупо развести его на бабки. А полиция, не смотря на связи, работала спустя рукава. Дела не было, значит, и работы нет. В общем, когда мы поняли, что ты уехала из посёлка, мы оставили эту затею.

– Я знала, что меня ищут, поэтому и уехала. Сменила фамилию. Думала, что просто хотят убрать, – проговариваю тихо.

– Ань… – Никольский потирает переносицу, – блин…

– Что я могла подумать в тот момент? Мне едва исполнилось восемнадцать. Меня искал отец того человека, который меня изнасиловал. Влиятельный и известный адвокат. По-моему, нормально, что мне было страшно.

Никольский отходит в сторону, потирая ладонями лицо, включает вытяжку и закуривает. Вижу, что он еле сдерживается от злости. Зол из-за ситуации или на меня?

– Перед тобой папки со всеми документами. Там свидетельство о смерти Родиона, моё свидетельство о рождении. В общем, всё что есть. Не знаю, что тебе поможет поверить, что это был не я. Если чего-то не хватает, могу спросить у отца. Можешь ознакомиться. И да, вот это теперь твое, – протягивает мне красную папку.

– Что это?

– Документы на мой пакет акций. Они с сегодняшнего дня принадлежат тебе. Юридически все оформлено. Ты теперь являешься генеральным директором «СтройИнвест», – руки дрожат так, что я чуть не расплескиваю кофе. Ставлю кружку на столешницу, смотрю во все глаза на Максима и не понимаю. Если он не виновен, зачем сам отдает мне компанию? Не успеваю ничего сказать, звонит его телефон.

– Ань, ознакомься пока со всем, я сейчас, – Никольский выходит на террасу, а я раскрываю папку за папкой, пролистывая документы. Там действительно всё: отчеты детектива, фото Максима и Родиона. Даже старый результат ДНК, в котором подтверждается отцовство Игната Никольского по отношению к Родиону Вехлицкому. Остается небольшая коробка, в которой я нахожу старую видеокассету. Замираю с ней в руках. Голос следователя звучит в моей голове: «На ближайшем магазине камера висела, взяли запись, всё хорошо видно…». Если это то, что я думаю, и это та кассета, которую много лет искал Роман по моей просьбе, но не нашел…

– Не думаю, что смотреть это, хорошая идея, – Максим подходит со спины, забирает кассету из моих рук и кладёт обратно на стол.

– Почему? Боишься, что не удастся запудрить мне мозги? Я искала эту запись много лет. Ведь это она? Та самая, с соседнего магазина?

– Она. Нет, Ань, я не боюсь. Если бы пытался запудрить тебе мозги, как ты выразилась, то не положил бы кассету на стол. А так, даже мысли что-то скрывать не возникло. Просто думаю, что это сейчас будет слишком для тебя.

– Переживу, Никольский. Я хочу её посмотреть. Сейчас, – какая-то непонятная надежда проснулась во мне и пыталась отчаянно бороться.

– Хорошо, пошли в кабинет. Там есть старый видеоплеер, – он сделав глубокий вдох подхватил кассету со стола, и я поднявшись с места направилась за Никольским.